– Сынок, иди ужинать, – голос мамы раздался прямо у него за спиной.
Ваня так увлёкся письмом, что даже не услышал, как она вошла в комнату. Это было так некстати! Резко сунув своё письмо под книжку, мечтатель быстро пошёл на кухню в надежде, что мама сделает то же самое. Но мама медлила. Ваня не выдержал и почти побежал к двери своей комнаты. Мама стояла у окна, а на столе лежал развернутый лист его письма к Гарри Поттеру.
– Ты решил поступить, как мальчик Анастасий, будущий святитель Нектарий Эгинский? – тихо спросила мама. – Но неужели ты не понимаешь, что адреса у вас разные? Он писал на небеса, а ты в преисподнюю.
Ваня молчал, опустив голову, чтобы не видеть маминого лица.
– Кто этот твой Гарри? Какой он волшебник? Почему ты никогда не задал себе этого вопроса?
Так как все мамины вопросы остались без ответа, она продолжала:
– Он же потомственный колдун, просто ведьмак, и действует он при помощи сил зла. Он не делает мир лучше. Он мстит за себя, он самоутверждается, он превозносится над другими, и если он и борется с чем-то, то только для того, чтобы с помощью одних сил зла стать сильнее другого зла, которое в данный момент борется с ним.
Ваня продолжал молчать.
– Вот ты сам мне скажи, – мама открыла книгу и пробежала глазами открывшуюся страницу. – Вот: «Гарри умирал от желания овладеть искусством заставить жабу облететь класс». Зачем ему это было нужно? Скажи мне, хоть одному человеку в мире стало бы от этого лучше? Нет? Так почему же он так этого хотел? А я скажу тебе: чтобы суметь сделать то, чего не могут делать другие, чтобы стать сильнее других и получить над ними власть! А это гордыня – грех сатаны, смертный грех, если ты ещё этого не забыл.
– А ты, христианка, – взорвался Ваня. – Чем ты, такая правильная, лучше этого во всём плохого Гарри? Ты прочитала чужое письмо. А это тоже грех, если ты ещё этого не забыла! – Сын продолжал своё наступление на маму. – Гарри – ведьмак? Ну, и что? Зато он наказывает тех, кто его обижает, и правильно делает! Правильно! Я завидую ему! Ты поняла? Я ему за-ви-ду-ю! – Ваня сделал акцент на каждом слоге последнего слова, чтобы показать маме, что им больше не о чем говорить.
Мама всё поняла и быстрыми шагами вышла из комнаты. В этот вечер Ваня остался без ужина.
Паша Сидоров был полной противоположностью Ване Жукову. Ваня был спокойный, сдержанный и немногословный. Его глубокие серые глаза часто были задумчивы. Даже когда он с остервенением бил боксёрскую грушу, на вид он продолжал оставаться спокойным и сконцентрированным. Нужно было быть Иваном Сергеевичем, чтобы заметить, что отношение ученика к объекту удара было слишком уж эмоциональным.
Паша Сидоров, напротив, совершенно был не способен на чем-то сконцентрироваться. Это свойство его характера отражалось и на его внешности: непокорная чёлка торчала, куда хотела, как он её ни приглаживал, две черные вишни искрящихся глаз, как два мышонка-непоседы перебегали с места на место в поисках приключений, успокаиваясь только тогда, когда нужно было спать. Он много жестикулировал руками, не мог долго стоять или сидеть на одном месте, неожиданно вскакивал, за что его дневник, как клумба, пестрел разноцветными замечаниями. И на бокс он согласился пойти «для разрядки», как говорил его папа, приложивший немало усилий для того, чтобы найти сыну занятие по душе.
В последнее время Ваня и Паша частенько ходили вместе домой после тренировок. Жили они по соседству, учились в одной школе, поэтому и общих тем для разговоров было у них предостаточно.
– Вань, а у тебя есть враг? – неожиданно спросил неугомонный Паша, которого все, включая родителей, называли просто Пашкой.
– Есть, а что?
– И у меня есть. Вот, я думаю, что врага иметь – круто. А ты?
– Не знаю, лучше бы его не было.
– Правда, что ли? А на бокс ты чего пошёл? Не для того, чтобы врагу фонарей навешать?
– Вообще-то, да.
– Ну, вот, а говоришь «лучше бы не было». Враг – это хорошо. Враг – это стимул, как говорит мой папа. А ты знаешь, что такое стимул?
– Ну, что?
– Благодаря стимулу ты делаешь то, чего без него не делал бы. Понял? Ты Гарри Поттера читал?
– Ну, читал.
– Вот тебе и ну. Разве стал бы он волшебником, если бы его не обижали? Нет, не стал бы. Рос бы вот таким же пай-мальчиком, как и ты.
– Ну, ты, выбирай выражения, – вспылил Ваня.
– Ну, ну, разнукался! Я тему говорю!
– Говоришь, так говори, только без личностей.
– Да, ладно тебе, мямля! Слышишь, а тебе хотелось бы, как Гарри, учиться в школе волшебников?
– Спрашиваешь!
– Вот было бы зашибенно! – Глаза Пашки просто заискрились от восторга. – Представляешь, что бы было, если бы наш Олег Петрович, пень лысый, вышел на линейке и сказал, как директор Хогвартса Дамблдор: «Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Всем, всем спасибо».
Ваня звонко рассмеялся, а Пашка просто покатывался от смеха.
– Слышь, а наша Татьяна Ивановна, замдир-бомбардир, точно после этого получила бы удар, и её на скорой увезли бы под ржач всей школы.
– Это уж точно, – согласился Ваня.
– А вашей истеричке стало бы дурно, – подражая манере разговора Ваниной классной, учительнице истории, нараспев протянул Пашка.
Ваня уже держался за живот.
– А наша правильная Мариша побежала бы психушку вызывать для Олега Петровича: «Алё! Вы слышите? Приезжайте немедленно. У нас директор школы на линейке с ума сошел... Как с ума сошёл? Да просто котелок съехал...»
– Ой, Пашка, прекрати, я сейчас тресну от смеха, – простонал Ваня, не переставая смеяться, но выдумщик и не думал прекращать.
Олег Петрович, в качестве директора Хогвартса, то караулил учеников под лестницей, превратившись в кота, то в сопровождении призрака Пуффендуя появлялся на педсовете, то посылал своего друга, чёрного тролля, «похожего на серый валун с запахом дерьма», встречать инспектора у входа в школу.
Никогда в жизни Ваня не смеялся так, как в тот вечер. В конце концов, они, действительно, покатились от смеха на снег. Ваня запихивал Пашке снег в рот, чтобы тот перестал, а неугомонный Пашка отбивался. Они докрасна натёрли друг другу щёки и разошлись по домам друзьями.
Придя домой, Ваня поужинал, сухо ответил на мамины вопросы, почистил зубы и, выключив свет, юркнул в свою постель. Там под одеялом с фонариком он мог читать то, чего не должна была видеть мама. А ему очень захотелось ещё раз перечитать его пока единственную книгу о мальчике-волшебнике. Ване хотелось найти несколько сюжетов для их с Пашкой историй о своей школе.
Читая книгу во второй раз, Ваня почувствовал, что некоторые моменты вызывают у него, скорее, смущение, чем восхищение. Взять хотя бы историю магии, о которой говорилось, что это были рассказы о древних, выживших из ума волшебниках. Получается, великие маги, умевшие разливать по флаконам известность, варить триумф и затыкать пробкой смерть, почему-то превращались в старых маразматиков, попросту придурков? А профессор МакГонагал, умевшая появиться в любой момент, чтобы отвести нарушителя правил на страшный суд.
