– Бергбуры? Жители гор? – допрашивал Сэлу туал. – Много вас там?
– Мы – фьялли, – язвительно ответила она, надеясь, что он запутается. – А там – бергбуры [12] .
– Еще много?
– Пойдите сами посмотрите. Я думаю, вам хватит.
Туал крикнул что-то и взмахом руки послал своих людей к пещере. Сэла с глубоким удовлетворением наблюдала, как они карабкаются вверх, ожидая, что сейчас туалы посыплются обратно так же быстро, как перед этим они сами. Но увы: несколько туалов скрылись в пещере и через некоторое время спокойно вернулись.
– Никого нет! – крикнул шедший первым. – Там пусто. Только лошадь со сломанной шеей. И пара мешков.
Значит, бергбуры, не любящие, как известно, железа, при звуках битвы предпочли вернуться в глубину горы и не показываться больше. Вот подлецы! Сэла сильно сердилась на них: уж если им так загорелось выйти, то могли бы отогнать заодно и туалов!
Вслед за тем из пещеры вынесли несколько мешков, в суматохе брошенных беглецами. Мешки тут же распотрошили, но добыча разочаровала победителей: там нашлось лишь несколько одеял, ячмень да сушеная рыба. Последним появился железный котелок, который, помнится, несла фру Альдис; жалобно звеня по камням, он скатился к самым ногам вожака и Сэлы.
– Небогато! – Вожак слегка пнул его носком башмака.
– Много ты понимаешь! – обиделась Сэла. – Отличный котелок, из лучшего квиттингского железа.
Она, похоже, еще не уяснила, что попала в плен и ее, если никакого чуда не случится, ждет участь рабыни. Все происходящее казалось ей какой-то дурацкой игрой, в которую она втянута против воли и которая почему-то никак не кончается, хотя ничего забавного в ней уже не осталось.
Ночевать туалы и их пленники устроились под открытым небом, прямо посреди пустой каменистой долины, окруженной Черными горами. К этому времени все отряды соединились и двухсотенная дружина собралась вместе. При этом выяснилось, что не одному только Брану сыну Ниамора повезло с добычей: еще несколько отрядов захватило беглецов из Аскефьорда или жителей предгорий прямо в их домах, и общее число пленников перевалило за полусотню. Они несли мешки, содержимое которых принадлежало уже не им, гнали захваченный скот – около сотни голов овец, коров, коз, лошадей. Возле костров на ночлеге Сэла разглядела домочадцев усадьбы Гленне, видела знакомые лица бондов и рыбаков, Бьёрнольва хёльда из Нижнего Водопада со всеми его пятью детьми. Был тут и Хроллауг Муравей со своими родичами, но лицо его жены опухло от слез, а возле нее сидели только три дочери, единственные из всех захваченных женщин, у кого были связаны руки. Семнадцатилетняя Гунн, вторая по счету, исчезла, и Сэла, как ни искала, не могла найти ее среди толпы сидевших и лежавших пленников.
Впрочем, вскоре прояснилось. Беглецов из Сенной Тропы настигли, когда они, по примеру домочадцев Стуре-Одда, прятались в пещере, но только в эту пещеру туалы догадались заглянуть сами. И очень удивились, когда навстречу им с оружием в руках и с боевыми кличами на устах выскочили один мужчина и четыре женщины. Поначалу опешив от такого зрелища, туалы нашли в них настоящих противников, и один из них погиб прежде, чем они это осознали. Но и Гунн была убита, а ее крепко связанных сестер туалы показывали с гордостью и хвалились своим подвигом.
Как Сэла поняла из разговоров, кроме тех двоих, убитых Стуре-Оддом и девушками из Сенной Тропы, туалы потеряли еще трех или четырех человек, не считая раненых. Значит, их дневная неуязвимость все же не была полной. «Королевы», то есть кюны Хёрдис, они пока не нашли. Эрнольва ярла и Асвальда Сутулого среди пленных не оказалось, и их голов среди десятка голов поверженных врагов, которыми туалы хвастались друг перед другом, тоже не нашлось. Сэла, пересиливая ужас и отвращение, заставила себя смотреть в искаженные мертвые лица, чтобы хотя бы знать, кого она уже никогда не увидит. Ни двух старых ярлов, ни сыновей Хродмара Удачливого, ни кого-либо из усадьбы Ясеневый Двор тут не было. А значит, сохранялась надежда на помощь.
Устроившись на ночлег, туалы принялись жарить мясо захваченных коров. Самый большой бык достался, похоже, самым знатным, тем, у кого вепри на шлемах были позолочены, а на шеях блестели золотые цепи и ожерелья в два и в три ряда. Делил мясо здоровяк лет пятидесяти, с неряшливо торчащими рыжеватыми волосами и красной рожей. Прежде чем получить кусок, каждый воин рассказывал, какие подвиги он сегодня совершил и какую добычу захватил. Если всем им верить, то они взяли в плен весь Фьялленланд и завладели всеми сокровищами заморского Микильборга.
Пленников тоже накормили их же собственными припасами, потом всех крепко связали на ночь, а туалы устроились вокруг костров и принялись петь. Содержали их песни в основном восхваление прошлой, нынешней и будущей доблести, в том числе и сегодняшних подвигов.
О Финкул сын Блатахта, славный герой!
Как орел высоко в небесном просторе,
Ты стремился на поединок с радостью в сердце!
Тяжек удар был твоей мощной длани!
Услышал ты грозный клич боевой,
И, гневом пылая, бросился в битву!
Ужасна, огромна была воительница,
Что вышла навстречу с мечом великаньим!
Железные ноги несли ее тело,
И руки из меди грозили смертью,
Кровавые очи огнем горели,
Но встретил без страха ее отважный!
Имелась в виду схватка Гунн дочери Хроллауга с тем туалом, которого она убила, но это Сэла поняла не сразу. А поняв, чуть не заплакала от гордости и горя разом: она была почти счастлива знать, что ее подруга, с которой они так часто бегали вместе на лыжах, удостоилась чести стать «железной великаншей» в песне, которую друзья и потомки Финкула сына Блатахта будут распевать еще долго. Но ее больше нет, она погибла, она убита, и тело ее завалено черными камнями где-то в одной из этих пустых долин. Нет, не зря Хроллауг Муравей учил своих дочерей владеть оружием. Гунн заслужила своей доблестью настоящую хвалебную песнь, и если не матери, то отцу ее это могло послужить утешением. Постепенно песни и голоса затихли. Стемнело, и в освещенный круг костров вышла женщина, которую Сэла заметила только сейчас. Женщина была уже немолода, лет сорока, но ее непокрытые волосы свободной волной спускались на плечи, на соболью накидку, под которой виднелось платье из зеленой шерсти. Подняв лицо к небу, она запела. Сэла, вслушиваясь в слова заклинания, поняла, почему дружина Эрнольва ярла не могла отыскать туалов по ночам.
Призываю я тьму, затмевающую зрение,
Призываю я мглу, затемняющую взор.
Сплетаю я облако, колдовское, волшебное,
Что спрячет воинов от вражеских глаз…
Ничего словно бы не изменилось, вокруг была все та же ночь. Только воздух стал как будто плотнее. Приглядевшись, Сэла заметила еще одну странность: пламя костров теперь отражалось от воздуха, как будто перед ними стояла сплошная стена из прозрачнейшего льда. А значит, дело сделано: все они, захватчики и пленники, находятся внутри «колдовского облака». Их не видно, и даже свет костров не выходит за пределы круга. Если Эрнольв ярл опять отправится их искать, то не найдет. Если бы можно было подать какой-то знак… Сэла с ненавистью смотрела на эту женщину, из-за которой туалов не могло настигнуть заслуженное ими наказание. Это, в конце концов, нечестно – принимать бой только в тех условиях, когда ты непобедим!
