Трех последних орков скосило выстрелами команды Андрея, и они рухнули рядом с поверженным Астартес.
Картина была зловеще спокойной, словно в сердце шторма, вокруг которого бушует пламя.
— О Трон, — прошипел штурмовик. — Стойте здесь, да?
У Магерна даже не было времени согласиться, прежде чем солдат перепрыгнул через рокритовую платформу и ползком двинулся к телу павшего рыцаря.
— Что он делает? — спросил один из рабочих.
Магерн и сам хотел это знать. Он двинулся за штурмовиком, изо всех сил подражая движениям Андрея. Что-то горячее и яростное прожужжало мимо его уха, словно ядовитое насекомое. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что ему чуть не попала в голову шальная пуля.
— Что ты делаешь? — Он поравнялся со штурмовиком.
Ответ казался Андрею очевидным. Его пальцы в перчатке шарили под подбородком шлема рыцаря, ища какую-нибудь застежку, замок или размыкающее устройство. Трон, должно же быть что-то…
— Смотрю, жив ли он, — рассеянно пробормотал солдат. — Ага! Вот ты где!
С приглушенным шипением, почти не слышным из-за недалекой стрельбы, печати шлема разделились. Андрей стащил его и вручил Магерну. Он оказался втрое тяжелее, чем думал Томаз, а ведь он ожидал, что шлем будет чертовски много весить.
Рыцарь еще дышал. Его лицо было в крови, темная жидкость скопилась на глазах и пятнала лицо, вытекая из носа и рта. Зубы были крепко сжаты. Говорили, что кровь Астартес должна свертываться за пару секунд. Здесь этого не случилось, и Андрей сомневался, что это был хороший знак.
— Не могу шевельнуться, — прорычал Храмовник. Голос, вырывающийся из горла, был мрачен. — Позвоночник. Сердца. Останавливаются.
— Я знаю, внутри тебя что-то есть. — Андрей быстро осмотрелся по сторонам, удостоверяясь, что вблизи нет врагов. — Что-то важное внутри тебя, то, что должны забрать твои братья, да?
— Прогеноиды. — Дыхание рыцаря было столь же грубым, как и ворчание цепного меча. Громадных размеров бронированная рука воина сжала плечо Андрея. Но в хватке уже не было силы.
— Я не знаю, что это, сэр рыцарь.
— Геносемя, — с кровью выплюнул Храмовник немеющими губами. Его глаза тускнели, полузакрытые, и закатывались. Стало ясно, что он ослеп. — Наследие!
Андрей кивнул Магерну:
— Помоги мне сдвинуть его. Очень важно, чтобы его братья нашли тело. Важно для их ритуалов.
— Император… — пробормотал рыцарь. — Император защищает!
Рука, сжимавшая плечо Андрея, обмякла и упала на геральдический крест на грудной пластине воина.
Еще раз встретившись глазами, портовик и солдат потащили мертвого рыцаря.
Мы погибаем.
Мы погибаем, рассеянные в порту, среди людей, оторванные от братского единства.
— Надень шлем, — говорю я Неро, не оборачиваясь к нему. — Не позволяй людям видеть тебя таким.
Со слезами на глазах наш целитель выполняет приказ. Список павших рыцарей передается с наручного экрана на ретинальный дисплей. Я слышу по воксу, как прерывается его дыхание.
— Анаст мертв, — выдавливает он, добавляя еще одно имя к уже сказанным раньше.
Я подался вперед, сильный ветер пытается вонзить когти в мою броню, треплет пергаментные свитки и табард. Мы на высоте нескольких сотен метров, готовые обрушиться на тварей внизу. Двигатели «Громового ястреба» низко рычат, замедляясь.
Порт под нами весь в руинах. Склады и доки горят — черные и серые, янтарные и оранжевые, — с небес зрелище такое, будто смотришь в пасть какого-то мифического дракона. Звуки ударов говорят о столкновении с землей очередных подлодок или о взрывах наших складов с боеприпасами.
— Хельсрич падет сегодня, — говорит Бастилан, облекая в слова то, что, должно быть, думаем все мы. Я никогда за более чем сто лет войны бок о бок с ним, никогда не слышал, чтобы он говорил что-то подобное.
— И не лги мне, Гримальд, — произносит он, деля со мной пространство рубки. — Побереги слова для других, брат.
Я стерпел подобную бестактность.
Но он ошибается.
— Не сегодня, — говорю я, и он не отводит глаз от черепа, служащего мне лицом. — Я поклялся людям, что солнце взойдет над непокоренным городом. Я не нарушу слово. И ты, брат, мне в этом поможешь.
Наконец Бастилан отворачивается. Едва появившаяся близость между нами вновь исчезает.
— Как прикажешь, — отзывается он.
— Приготовиться к прыжку, — велю я по воксу остальным. — Неро, ты готов?
— Что? — Он опускает нартециум, втягивающий хирургические пилы и скальпели. Я вижу, как занимают место под гладкими пластинами доспеха пустые отделы для хранения геносемени.
— Ты нужен мне, Неро. Ты нужен нашим братьям.
— Не читай мне лекций, реклюзиарх. Я готов.
Остальные, особенно Приам, внимательно слушают.
— Кадор мертв. Две трети участников Крестового Похода Хельсрич не доживут до ближайшего рассвета. Ты будешь нести их наследие, брат мой. Есть повод для скорби, ведь никто из нас не присутствовал при таких потерях раньше, но если ты будешь потерян в горе, то принесешь смерть всем нам.
— Я сказал, что готов! Почему ты только мне отказываешь в этом? Приам, похоже, всех нас увидит мертвыми, потому что не выполняет приказы! Бастилан и Артарион и вполовину не такие бойцы, каким был Кадор. И все же ты поучаешь именно меня, а я что, трещина в клинке?
Мой пистолет направлен ему в голову, в лицевую пластину шлема, отмеченную белым в знак его умений и опыта.
— В тебе пустила корни злоба, брат. Затем она пройдет сквозь тебя, выворачивая сердце и душу, оставив только бесполезную пустую оболочку. Когда я предлагаю тебе сосредоточиться и встать рядом с братьями, ты отвечаешь черными словами и предательскими мыслями. Поэтому я повторяю снова, как и раньше, что ты нужен нам. А мы нужны тебе.
Он не опускает взгляда. А когда отводит глаза, то не от поражения или трусости, а от стыда.
— Да, реклюзиарх. Братья мои, простите меня. Мой нрав сейчас неуравновешен, а разум в растерянности.
— Ум, не имеющий цели, обречен блуждать впотьмах, — процитировал Артарион. Человеческий философ, имени его не помню.
— Все хорошо, Неро, — проворчал Бастилан. — Кадор был одним из лучших в ордене. Мне его не хватает, как и тебе.
— Я прощаю тебя, Неровар, — произносит Приам, и я благодарю его по закрытому вокс-каналу за то, что в его голосе хоть раз не слышится насмешка.
«Громовой ястреб» снижает скорость, двигатели держат его в воздухе, пока мы готовимся к прыжку. В воздухе вокруг нас небо расцветает взрывами.
