— И снова мимо.
Септимус постучал ногтем по стершемуся инвентарному номеру Муниторума на ложе винтовки.
— По-моему, это гвардейское оружие стандартного образца. Что еще ты скажешь, старик? Что тебе надо кормить семью?
Торговец вздохнул.
— Твои слова глубоко меня задевают.
— Не сомневаюсь.
Септимус посторонился, пропуская плотную группку рабов. Черный Рынок казался оживленным как никогда. Находиться в центре такой толпы было почти утомительно, словно на настоящем ночном рынке крупного города. Факелы освещали десятки незнакомых лиц.
— Просто продай мне эту несчастную винтовку, Мелаш. Что ты хочешь взамен?
Старик пожевал нижнюю губу.
— Можешь достать аккумуляторы? Мне нужны батарейки, Септимус. Все притаскивают на борт фонари, но запасы батареек кончатся через пару недель после того, как мы отправимся в путь. И кофеин. Сможешь принести мне кофеиновый порошок со станции?
Септимус окинул его пристальным взглядом.
— А теперь скажи мне, чего ты действительно хочешь. Не стоит вилять, даже если думаешь, что я откажусь.
Старик улыбнулся — более искренне, но в то же время смущенно.
— Поработаешь на меня?
Септимус вскинул бровь. Его аугметический глаз защелкал и зажужжал, пытаясь повторить выражение настоящего.
— Продолжай.
Мелаш почесал плешь.
— Есть проблемы с одной бандой на нижних палубах. Ребята Хокроя — недавно появившаяся группировка с Ганга. Они новички и еще не успели усвоить наши законы. Они кое-что у меня украли. Немного, но многого у меня и не было. Монеты, пистолеты, пару украшений моей жены… Она мертва. Погибла во время нападения Ангелов, но… Мне бы хотелось вернуть все это, если ты можешь такое устроить.
Септимус протянул руку. Мелаш сплюнул на ладонь и взял его ладонь, намереваясь пожать.
— Это значит — дай мне винтовку, Мелаш.
— Ох! Да, понимаю.
Человек вытер руку о форменные штаны. Септимус, брезгливо поморщившись, сделал то же самое.
— Очаровательно, — пробормотал он. — Ремень ты украл вместе с винтовкой?
— Ремень?
— Да, ремень, чтобы носить ее на плече.
— Ремень, ты посмотри-ка. Я не имперский склад, мальчик мой.
Торговец вручил ему лазвинтовку.
— Между прочим, ее надо зарядить. Я пока не заряжал аккумулятор. Доброй охоты тебе там, внизу.
Септимус снова смешался с толпой. Он прошел мимо прилавка Аркии. Лавочка вдовца, когда-то самое оживленное место на Черном Рынке, теперь превратилась в глаз бури: зона полнейшего спокойствия в бушующем вокруг хаосе.
Раб остановился у пустого прилавка.
— Где Аркия? — спросил он у стоявшей рядом женщины.
— Септимус.
Женщина приветствовала оружейника застенчивой улыбкой. Несмотря на то что по возрасту торговка годилась ему в бабушки, она подняла руку и поправила спутанные седые волосы.
— Разве ты не слышал? Аркия покинул нас.
— Покинул?
Пару секунд он всматривался в толпу.
— Он переселился на станцию? Или ушел вглубь корабля?
— Он… — Старуха заколебалась, заметив винтовку в его руках. — Аркию убили через несколько ночей после того, как господин из легиона явился сюда и отчитал его.
— Прошло уже много недель. Никто мне не сказал.
Торговка смущенно пожала плечами.
— Ты был занят, Септимус. Ухлестывал за навигатором и собирал урожай для легиона, как я слышала. Дети и матери… Скольких ты привел на борт? Когда их выпустят из рабских загонов?
Оружейник отмахнулся от вопроса.
— Расскажи мне об Аркии.
Старуха скривилась, словно ледяной воздух коснулся одного из ее гниющих зубов.
— Когда сюда пришел господин из легиона, Аркия стал изгоем. Люди думали, что подойти к нему — дурной знак, что это может навлечь и на них недовольство легиона. Потом дела пошли еще хуже. Он начал утверждать, что снова видел свою дочь: будто бы она пробегала в коридорах за Черным Рынком. После этого он остался совсем один. Через неделю мы нашли его тело.
Женщина не пыталась скрыть от собеседника свои чувства и горечь в выцветших глазах. Убийства были обычным делом среди смертной команды «Завета» и случались с такой регулярностью, что затмевали уровень преступности в любом имперском городе-улье. На избитых до смерти и зарезанных натыкались так часто, что большинство при подобной находке и глазом бы не моргнули — если, конечно, это не был кто-то из их близких. Однако Аркию здесь знали все, пусть только благодаря его дочери.
— Как он умер? Какие следы нашли на теле?
— Ему выпустили кишки. Мы обнаружили его сидящим у стены в одном из зернохранилищ. Глаза были открыты, рот закрыт, в руке — одно из тех украшений, что он сплетал из волос своей дочери. Его внутренности вывалились наружу — на колени и на пол вокруг.
Узас. Мысль пришла непрошеной, и Септимус не дал ей сорваться с языка. Старухе, однако, слова были ни к чему. Женщина все прочла в его глазах.
— Ты знаешь, кто это сделал. — Торговка уставилась на него. — Разве нет, Септимус? Вероятно, один из воинов легиона. Может быть, даже твой господин.
Он пожал плечами, делая вид, что не понимает.
— Талос содрал бы с него кожу и повесил труп на Черном Рынке, как и обещал. Ты должна знать — он поступал так раньше. Если Аркию убил кто-то из легиона, это был другой.
Узас.
Это мог быть любой из них, но имя прилипло, как пиявка, с той секунды, как пришло ему на ум. Узас.
— Мне надо идти. — Септимус вымученно улыбнулся. — Благодарю тебя, Шалла.
Он не считал себя убийцей, но боги по обе стороны этой войны были свидетелями, что ему пришлось убивать не раз. Долг звал на бой, и его призывы зачастую сопровождались вонью фуцелина и грохотом винтовочных выстрелов в тесных залах или хрустом врубающегося в плоть мачете. Каждый раз, когда Септимус вспоминал сопротивление входящего в тело и натыкающегося на кость клинка, по пальцам его правой руки пробегала неприятная дрожь. Он был всего лишь человеком, и отрубить руку противника удавалось иногда только со второй или третьей попытки — особенно если противник при этом пытался вцепиться ему в глотку.
Но все же Септимус не считал себя убийцей. Не истинным убийцей.
Вдобавок к этой иллюзии, за которую он цеплялся с таким усердием, словно искал в ней защиты, оружейник гордился тем, что никогда не наслаждался убийством. Пока, по крайней мере. Большинство из тех, кто погиб от его руки за последнее десятилетие, заслужили подобную участь — просто потому, что сражались на стороне противника.
