– Скажи-ка нам… – начал Гельд и помедлил, не зная, как обратиться к сыну Даллы. – Скажи-ка нам, ясень меча: ты сам-то знаешь, кто ты такой?
Бергвид посмотрел на него в упор. При свете огня его темные глаза казались совсем черными и блестели с настороженной враждебностью, но видно было, что он отлично понял вопрос.
– И я знаю. – Гельд правильно воспринял его молчание как подтверждение. – И я знаю тебя, Бергвид сын Стюрмира. Я знавал твою мать еще до того, как она попала в плен. Я видел и тебя, но тебе тогда было три года, и едва ли ты меня запомнил. А теперь, вижу, ты стал мужчиной. И похоже, боги сочли, что тебе пора выбраться на свет.
– Так сказала моя мать, – произнес Бергвид. Голос у него оказался низкий, немного сдавленный от волнения, и у Хагира дрогнуло сердце: этот голос показался значительным и немного зловещим, как зов из-под земли. – Она открыла мне, кто я такой… только сегодня.
– Но зачем ты хотел нас утопить? – воскликнул Хагир. Он еще не понял, как себя держать: хотелось быть дружелюбным, обращаться с родичем по-родственному, но недавняя враждебность еще не ушла из памяти и сдерживала радостный порыв. – Я же говорил в усадьбе, кто я такой, твоя мать знала, что я ее родич, сын ее брата! Почему же она мне ничего не сказала? Я сам не мог ее узнать, я был слишком мал, когда… мы виделись в последний раз, а она с тех пор… порядком изменилась.
– Ты забрал наш кубок! – Бергвид упер в него свой темный твердый взгляд, и голос его зазвучал требовательнее. – Она сказала, что только я могу им владеть!
Это заявление покоробило Хагира, и он даже немного опешил. Казалось бы, Бергвид должен хоть немного обрадоваться встрече с родичем, а тот будто ничего не заметил. Подавленная было неприязнь вернулась и потеснила насильственное дружелюбие.
– Это – родовой кубок Лейрингов, – сдерживаясь, спокойно пояснил Хагир. Конечно, Бергвид сын Даллы был слишком долго оторван от рода и родины, и неудивительно, что сейчас он ничего не понимает. – Наследником всех Лейрингов являюсь я, потому что я – Лейринг по мужской линии, а ты – только по женской. Твои права на их наследство меньше моих. У тебя свой отцовский род и свое наследство.
– Наследник конунга имеет право… – негромко, но упрямо начал Бергвид.
Однако Гельд перебил его.
– Я бы сказал, вам не стоит спорить из-за наследства, когда у вас еще ничего нет, кроме этого кубка, – вмешался он. – Делить будете, когда вернете еще хоть что-нибудь из своих общих потерь. О тебе, Бергвид, есть пророчество. Ты знаешь его?
Тот кивнул:
– Мать рассказала мне.
– И ты готов его исполнить?
Бергвид посмотрел на него и сдержанно усмехнулся. И Гельд сам сообразил: человек, сумевший вызвать бурю на головы своих врагов, не испытывает недостатка ни в силах, ни в желании действовать.
– Ты можешь рассчитывать на нашу поддержку, – твердо произнес Хагир.
Короткий спор о кубке оставил в нем неприятное впечатление, но он гнал его прочь. Значительность произошедшего события целиком захватила его и не оставила места для мелких обид и сомнений. Перед ним стоял новый конунг квиттов, который отомстит, поможет Хагиру исполнить мечту и достигнуть цели всей его жизни, и эта мечта, с которой он вырос, с каждым событием последних дней становилась все более и более жизненной. На серебро, раздобытое в усадьбе Вебранда, они со Стормундом смогут снарядить те самые два корабля, Дракон Памяти укрепил его дух, а теперь появился вождь, который поднимет на борьбу весь Квиттинг! Это были как удары грома весенней грозы, знаменующие, что зимние оковы позора и унижения разбиты. Что там два корабля! За стягом нового конунга квиттов последуют сто два, тысяча два корабля!
– Я твой родич, и я пойду с тобой в любую битву! – продолжал Хагир, собственной твердостью пытаясь сломить собственные сомнения раз и навсегда. – И я думаю, что на Квиттинге найдется еще немало людей, которые нас поддержат. На западном берегу мы многих знаем, а на восточном у нас есть сильная родня. Моя сестра Борглинда замужем за Дагом из Птичьих Носов, сыном Хельги хёвдинга. Он очень богатый и влиятельный человек, он может выставить целое войско.
Бергвид смотрел на него и молчал. У Хагира мелькнуло ощущение, что тот его вовсе не понял. Но Бергвид понял, правда, не то, что Хагир хотел ему передать. Хельги хёвдинг… Это о нем говорила мать, его называла предателем, виновным в том, что она попала в плен. Душа Бергвида отвергала даже мысль о помощи от этих людей, но он молчал. Превращение из раба в конунга произошло слишком внезапно; после бури у него еще кружилась голова и ноги держали нетвердо. Все казалось сном, и он не понимал сам себя.
Но об одном он не мог умолчать.
– Я хочу, чтобы мы вернулись к усадьбе и забрали мою мать, – сказал Бергвид, и в его голосе прозвучала властная уверенность человека, все желания которого безусловно будут выполнены. – Нельзя допустить, чтобы вдова и мать конунгов умерла в рабстве.
Хагир и Фримод дружно издали какое-то согласное восклицание, но Гельд вдруг выкрикнул:
– Нет!
Все изумленно посмотрели на него. Это Гельд, дружелюбный, человеколюбивый, свято уважающий семейные связи?
– Нет! – торопливо продолжал он, как всегда в тех редких случаях, когда собирался во что бы то ни стало настоять на своем. – Пусть Далла остается там, где она сейчас. Я знаю. Эта женщина часто вмешивалась в дела конунгов, и всякому делу, которого она касалась, она приносила неудачу. Мы не можем жертвовать таким важным делом ради ее удовольствия умереть на перине. Может быть, это жестоко… даже скорее всего, это жестоко, но если мы возьмем ее с собой, то удачи нам больше не видать и можно спускать паруса… От меня, по крайней мере, впредь не ждите ни помощи, ни советов, ни участия.
Бергвид еще несколько мгновений в упор смотрел на него, а потом отвел глаза и ничего не сказал.
А Хагир подумал, что сам на месте Бергвида непременно вернулся бы за своей матерью, даже если бы ему пришлось идти пешком и распрощаться с надеждами на помощь ярлов. Что это за конунг, если он бросил умирать в рабстве родную мать? А завтра бросит дружину!
Хагиру вспомнилась собственная мать, Асгерда дочь Борга. В памяти мелькнуло совсем молодое лицо, такое, какое он запомнил еще с детства. Его мать была жива, но он расстался с ней те же пятнадцать лет назад и с тех пор видел, может быть, несколько раз. Ему претила даже мысль о том, чтобы стать гостем Гримкеля Черной Бороды, в усадьбе которого она теперь живет. Другого дома он ведь все равно ей предложить не может… Хагир пытался вспомнить, когда они с матерью виделись в последний раз, но не получалось. Давно! Ему стало стыдно, и он постарался думать о другом.
