— А во-вторых?
Третий брат ответил после некоторых колебаний.
— Нам предстоит сделать то, что до этого приходилось делать лишь одному легиону. Теперь, когда примарх пал, мы должны избрать командующего оставшимися силами.
— «Пал» не означает «мертв», брат. Ты получал известия из апотекариона?
— Получал, и они не сулят ничего хорошего. Кто в легионе прежде лечил раненого примарха? Мы работаем вслепую. Раны закрылись, но не до конца. Он потерял огромное количество крови. Повреждения черепа и кислородное голодание все еще потенциально смертельны или грозят увечьем. Обширные кровоизлияния. Органы, даже названия которым нет, разорваны и отрезаны от сосудистых систем, которых мы тоже никогда прежде не видели. Будь он человеком — или хотя бы одним из нас — любая из этих ран его бы убила. А у лорда Курца их одиннадцать.
Его слова повисли в воздухе. Никто из братьев не пожелал ничего добавить.
— Я видел, как это произошло, — признался второй. — Мы заплатили слишком дорого даже за то, чтобы вынести его с поля боя. Я пожертвовал большей частью роты, лишь бы заставить повелителя Первого легиона отступить. Уверяю вас, я сожалею об этом приказе.
Остальные кивнули.
— Правда жестока, но придется принять ее: мы трое возглавляем теперь легион.
Они умолкли на мгновение, пытаясь осмыслить эту истину. Молчание прервал громовой треск — это открылся коммуникационный канал с командной палубы.
— Повелители, — сказал смертный капитан, — еще четыре судна достигли окраины системы.
— Назови их, — приказал первый из братьев.
— Согласно показаниям ауспика, это «Квинтус», «Дочь Сумерек», «Завет крови» и… и «Сумеречный».
Дверь зала совета открылась, заскрежетав по направляющим. В комнату хлынул красный аварийный свет из коридора. На том, кто появился в дверном проеме, был такой же шлем, как и у трех его сородичей — с гребнем из откинутых назад крыльев горгульи и нарисованным на наличнике черепом. Турмалиновые глазные линзы впились взглядом в трех собравшихся во мраке вождей.
Он явился в одиночестве, но не безоружным. На плече он держал копье с цепным наконечником, ощетинившимся несколькими рядами покривившихся и выщербленных зубьев.
— Я надеюсь, вы извините мое опоздание. Там была засада. Возможно, вы ее тоже заметили. К сожалению, не все из нас могут просто включить двигатели и сбежать поглубже во тьму.
Войдя в комнату, он остановился у центрального стола.
— Мы рады видеть тебя, Севатар.
— Не сомневаюсь.
Севатар покосился на тактическую гололитическую проекцию, зависшую над столом и показывавшую несколько рассыпавшихся в глубоком космосе кораблей Восьмого легиона.
— Итак, это поражение. Теперь мы знаем, что чувствовали Гвардия Ворона и Саламандры.
— Мы собрали здесь примерно двадцатую часть флота. В ближайшие недели нам нужно как можно более эффективно переформироваться и взглянуть фактам в лицо. Мы ранены, но не убиты. Трамасский крестовый поход не может закончиться здесь.
Поначалу Севатар ничего не ответил. Через несколько секунд, осознав, что они не шутят, первый капитан оглядел поочередно каждого из них.
— Хорошо, что вы трое эвакуировали примарха. Вы получали известия от остальных Рукокрылых?
— Только подтверждение смерти Джексада, Шомы и Итиллиона, — ответил второй брат. — Мы — всё, что осталось от Рукокрылых.
— Значит, трое из семи мертвы, — размышляя вслух, произнес Севатар, — а примарх ранен.
— Примарх умирает, — поправил его второй брат. — Теперь мы возглавляем легион.
— Посмотрим. Так или иначе, будущее наше мрачно.
Севатар бросил копье на стол, не обращая внимания на звонкий лязг металла о металл.
— Так не пойдет. Из семерых вы трое нравитесь мне меньше всего.
— Пожалуйста, будь серьезней, брат.
У Севатара была особенная манера улыбаться. Поначалу насмешливый блеск зажигался в его черных глазах, и лишь затем начинали мягко подрагивать кончики губ. Так улыбался бы труп, если бы его щеки растягивали рыболовными крючками, или человек, не разделяющий чувства юмора окружающих и пытающийся имитировать веселость в меру своих ограниченных способностей.
Севатар улыбнулся.
— Я так понимаю, что вы, храбрецы, разработали какой-то план?
— Так и есть, — ответил первый из братьев. — Как только мощь флота будет восстановлена, мы нанесем ответный удар. Вопрос лишь в том, где.
Севатар склонил голову к плечу.
— Это и есть ваш план?
— Да.
Первый капитан прочистил горло. Момент требовал определенной деликатности.
— Вы пытаетесь, — проговорил он, — вести нас туда, куда нам идти не следует. Вы твердите о возмездии, об ответном ударе по врагу, доказавшему свое тактическое превосходство над нами.
Остальные заколебались.
— Разумеется. Что нам еще делать?
— Ну, мы могли бы вести войну так, чтобы у нас был шанс ее выиграть, — ответил Севатар.
— Бежать? — удивился второй. — Наш долг — удерживать Первый легион здесь.
Севатар заломил бровь, хотя за наличником шлема это и осталось незамеченным.
— Ценой Восьмого легиона? Ты хочешь угробить нас ради того, чтобы утопить в крови стыд поражения? В этом нет ни капли благородства, брат. Я не позволю свести легион в могилу лишь потому, что тебе неловко признать проигрыш.
— Примарх хотел бы, чтобы мы сражались до конца.
— Несомненно, но ты сам сказал, что примарх умирает. Если так, его желания ничего не значат.
— Темные Ангелы ровня нам, они ничем нас не лучше, — настойчиво заметил один из братьев. — Правильно проведя контратаку, мы сможем победить в этом Крестовом походе.
— Так говоришь ты, Малитос, — все с той же мягкой, неприятной улыбкой ответил Севатар. — Но, сдается, ты готов поставить на кон все наши жизни, лишь бы пролить бальзам на израненное самолюбие легиона.
Малитос, капитан девятой роты, прорычал сквозь вокс-решетку гребнистого шлема:
— Если повелитель Курц умрет, твоей власти в качестве первого его фаворита той же ночью наступит конец.
Севатар все еще улыбался. Остальные поняли это по его голосу.
— Не угрожай мне, девятый капитан. Это для тебя ничем хорошим не кончится.
— Братья, успокойтесь, — вмешался второй. — Севатар, ты прав: мы не должны позволить раненой гордости втянуть нас в глупую авантюру. И ты, Малитос, прав: мы должны нанести ответный удар, в равной мере во имя долга и ради удовольствия. Но мы не должны ссориться. Момент слишком серьезен.
