— Давай, — произнёс Авреем, отодвинув поднос. — Пойдём выпьем.
— Лучшая идея за день, — согласился Койн, и они вчетвером встали из-за стола, и направились к тесным коридорам, которые вели к спрятанному самогонному аппарату Хоука. Разгерметизация нижних палуб не коснулась странного зала, и Хоук заявлял, что это является знаком, что Омниссии пришёлся по душе его способ поддержания производства и извлечения прибыли.
Головы склонялись, когда они проходили мимо, и Авреем слышал шёпот молитв. Худые руки тянулись к их рабочим комбинезонам, и он старался не встречаться взглядом с людьми, которые смотрели на него с чем-то, что он давно утратил.
С надеждой.
К счастью они покинули столовую и углубились в коридоры, пронизывающие тяжёлые переборки и бесчисленные вспомогательные помещения технической палубы. Их окружали стены из чёрного железа, капающие горячим маслом и шипевшие влажным паром. Мрак стал желанной передышкой, сменив резкий ослепительный свет рабочих зон. Хоук шёл первым, хотя бывший гвардеец не переставал утверждать, что так и не смог запомнить путь к дистиллятору. Авреем давно перестал пытаться ориентироваться. Казалось, что путь менялся каждый день, но, сколько бы поворотов они не делали, ноги всегда безошибочно приводили их в арочный зал, который с каждым новым посещением всё больше напоминал склеп.
— Какого… — произнёс Хоук, повернув за последний угол.
Не они были первыми, кто пришёл сюда сегодня вечером.
Исмаил де Ровен стоял на выложенной шестиугольной плиткой дорожке, которая заканчивалась в блокирующей стене с плохо различимыми надписями. Сервитор вытянул руку и упирался ладонью в стену. Оптика Авреема зафиксировала мимолётные проблески шипящего кода из-за стены, но осторожный бинарный код отступил, как только почувствовал его внимание.
— Что он здесь делает? — удивился Койн.
— Понятия не имею, — ответил Хоук. — Но мне это не нравится.
— Исмаил? — произнёс Авреем, приближаясь к сервитору, в которого превратили их бывшего начальника. Сейчас их смена больше чем на треть состояла из кибернетики, и Авреем испытал странное облегчение, узнав, что Исмаил не погиб во время вентилирования на нижних палубах. С другой стороны, то, что кроме них уцелела ещё одна частичка прошлой жизни, казалось предзнаменованием, но вот только чего именно?
Койн щёлкнул пальцами перед лицом Исмаила, но тот не отреагировал. Маслянистые капли падали из труб на потолке и барабанили по макушке мерцающего черепа.
— Такое чувство, что он плачет, — сказал Авреем, вздрогнув, когда увидел вмятину в металле на левой половине головы сервитора. Пусть Исмаил и пережил травму взрывной декомпрессии, раны он не избежал.
— Сервиторы не плачут, — возразил рассердившийся Хоук. — Давай вытащим его отсюда.
— Он не делает ничего плохого.
— Да, но если кто-то заметит его отсутствие, то начнёт искать, придёт сюда и увидит всё это.
Авреем кивнул, соглашаясь с логикой Хоука. — Отлично, — сказал он. — Я отведу его назад в столовую.
Он поднял руку, собираясь опустить её на локоть сервитора.
Исмаил посмотрел на него.
Его лицо покрывали чёрные полоски масла и смазки, и Авреем отпрянул, задохнувшись от изумления, когда увидел замешательство и отчаяние.
Исмаил вытянул руку, и на ней замерцала подкожная татуировка.
— Савицкас…? — произнёс он.
Что-то лязгнуло по фюзеляжу “Барисана” и Хокинс постарался не думать о космическом обломке, который пробивает корпус и отправляет всех пассажиров на тот свет. Он слышал немало ужасных историй о стремительных транс-атмосферных кораблях, не сумевших уклониться от орбитального мусора и мгновенно разорванных на части, и попытался выкинуть подобные мысли из головы. С пристёгнутыми ремнями безопасности и облачёнными в тяжёлую автономную броню Храмовниками ничего не случится. Они переживут разгерметизацию, но шестнадцать гвардейцев 71-го не будут столь удачливы.
Даже в неуклюжих костюмах для враждебной окружающей среды кадианцы оказались слишком маленькими для кресел “Громового ястреба” и чтобы во время полёта их не разбросало по отсеку экипажа, им пришлось держаться за тяжёлые переборки, поддерживающие стойки и свисавшие ремни безопасности. Сильное нейтронное излучение “Сперанцы” вызывало тряску, и у Хокинса задрожали зубы, когда очередная неконтролируемая гравитационная волна врезалась в борт.
Потоки гравиметрических полей, окружавшие ковчег, делали невозможной прямую стыковку с манифольдной станцией Валетте, и поэтому они путешествовали сквозь турбулентность на “Барисане” вместе с космическими десантниками Кул Гилада, архимагосом Котовым и преторианским отделением из пяти скитариев. Хотя для офицеров кадианцев было обычным делом сражаться в передних рядах, Хокинса удивило, что подобная командная этика оказалась не чужда Механикус.
Что-то лязгнуло вдоль борта “Громового ястреба” и Хокинс инстинктивно пригнулся, словно ожидая, что потолок отогнётся, как крышка консервной банки.
— Всё в порядке, капитан? — спросил Рей, который, казалось, искренне наслаждался происходящим.
— Чёрт, ненавижу воздушное десантирование, — ответил он. — Пусть элизианцы занимаются подобными глупостями. Лучше уж трястись в “Химере”.
— Да, сэр. Я напомню вам об этом в следующий раз, когда мы попадём под вражеский огонь в “Копье Зуры”. По мне лучше держаться подальше от опасности.
— Согласен, — сказал Хокинс, посмотрев на поцарапанный дисплей в передней части отсека. Потрескивающий экран передавал поступавшие в кабину пикты и Хокинс увидел блестящую, покрытую льдом округлую форму приближавшейся манифольдной станции, множество выступавших металлических лонжеронов, простиравшихся, в том числе, и за пределы поля зрения пикта. Пилот заложил вираж, уклоняясь от особенно большого куска опалённого металла, и Хокинс покрепче вцепился в подпорку. Звёздный свет вспыхнул на поверхности обломка, и капитан заметил какой-то нарисованный символ, ухмылявшуюся пасть с двумя огромными клыками, но металлический лист был уже далеко, прежде чем он смог понять, что это такое.
— Это…? — произнёс Рей.
— Думаю, да, — согласился Хокинс.
Массивный корпус манифольдной станции скользнул в сторону, и пилот сбросил скорость.
— Начинаем, — сказал Хокинс, когда сквозь фюзеляж донёсся скрежет металла о металл, это автоматический стыковочный захват пытался выровняться с бортом “Барисана”. Обстановка внутри десантно-штурмового корабля мгновенно изменилась. Секунду назад космические десантники сидели неподвижными статуями, а вот они уже на ногах и готовы к развёртыванию. Хокинс даже не заметил, как это произошло. Их броня была большой и громоздкой, и впечатление только усиливалось в полностью загруженном “Громовом ястребе”. Доспехи тихо гудели, и капитан почувствовал слабый запах озона и притирочного порошка.
