Она мельком оглянулась на Хлейну. Та стояла совсем рядом, и золотым застежкам, сверкавшим на ее плечах, ничего не угрожало. Но на ее лице было самое живое беспокойство: Бьярта не знала, что все ее слова о жизни на Квиттинге отныне имеют к Хлейне не меньшее отношение, чем к самой Бьярте.
– Но надо же что-то делать! – воскликнул Фримод ярл. – Прогнать их прочь!
– Именно это мы и собираемся сделать! – заверил Хагир и посмотрел на Бергвида. – Но на это нужно время. Если фьялли разорят наш дом, это будет не лучшим началом. И пока Бергвид сын Стюрмира попытается добиться поддержки вашего конунга, мы должны отстоять хотя бы свой фьорд. Собрать войско до появления фьяллей в этом году мы уже не успеем. Пока мы должны делать одно: не давать фьяллям проливать нашу кровь и дальше. Золота можно раздобыть нового, но убитого воина восстановить не так легко.
– А вы пробовали собирать войско? – спросила фру Гейрхильда.
Для нее пришло время выяснить суть. Мнение Рамвальда конунга еще неизвестно, но и сама Гейрхильда знала: нет смысла помогать тому, кто не способен помочь себе сам. Есть смысл сажать деревце, которое пустит корни и будет расти, но нет смысла ставить на землю сухую палку: как только ты уберешь руку, она все равно упадет.
– Мы… – Хагир помедлил с ответом. – Мы пробовали, но…
Когда ему было двенадцать-тринадцать лет, он тоже пылал отвагой и жаждой немедленно смести врагов с лица земли. Жизнь показала, что все не так просто и одной доблестью дела не решишь. Ингвид Синеглазый, знаменитый на Квиттинге Южный Ярл, пробовал неоднократно. В отрочестве Хагир постоянно сопровождал того в походах и многому там научился. Он многое понял еще до того, как Южного Ярла с небольшой дружиной подстерег в засаде Бранд Угольщик, один из тех, кто после развала державы квиттов сам стал конунгом в своей ближней округе, собирал с соседей подати в свою пользу и ни с кем не хотел делиться властью и доходами. Честь, свобода, долг перед предками и потомками – для него это были пустые слова. Южный Ярл погиб, а шестнадцатилетний Хагир убедился, что не для всех в жизни главное честь, достоинство и уважение к себе, которое не позволяет недостойных и бесчестных поступков. У людей есть другие ценности… И чем злее условия жизни, тем громче «лает пес Гарм» внутри всякой человеческой души.[19]
– Мы пробовали, и не один раз, – сказал он наконец. – Но все мы сейчас разобщены, старые знатные роды разбросаны, загнаны в глушь, разорены. Дух наш… – Хагир склонил голову, но все же вытолкнул жестокую правду, – дух наш не назовешь высоким и крепким. Каждый из наших хёльдов слишком привык за последнее время надеяться только на себя и в одиночку одолевать свою дань, свои беды, своих соседей… Надо много времени, чтобы квитты снова поверили в свое единение и свою силу. Правда, может быть, теперь, когда появился настоящий конунг…
Хагир посмотрел на Бергвида, но поймал себя на том, что сам не верит своим словам. Да будь этот самый Бергвид там, у оврага, заросшего ветлами и ольхой, куда дружина Бранда Угольщика сбросила Ингвида с его людьми и перебила – да разве присутствие «настоящего конунга» остановило бы конунга самозваного?
– Не знаю, как насчет войска, но я не допущу, чтобы вас грабили наглецы, не способные на настоящее дело! – заявил Фримод ярл. – Я никогда еще не бросал близких мне людей, и я буду с вами! Я поплыву с вами на Квиттинг, и мы еще посмотрим, у кого больше прав на эту дань! Ваш новый конунг сразу явится на родину с достаточной силой, чтобы заявить о себе! А с Рамвальдом конунгом поговорим потом!
– Ты собираешься с ними? – изумилась фру Гейрхильда и даже встала с места. Ей это решение совсем не понравилось. – Я так тебя поняла? Но что я скажу Рамвальду конунгу?
– Отдашь ему его долю дани и скажешь, что настоящий мужчина не сидит дома, когда есть возможность испытать свое оружие и заслужить славу! – Фримод ярл радостно засмеялся, осознав, какой удачный замысел пришел ему в голову. – Мы проверим удачу Бергвида конунга в деле, и когда он ее докажет, просить поддержки будет гораздо уместнее! А, Гельд, разве я не прав?
– Вот это здорово! – ликовал Стормунд Ершистый под одобрительный гул Фримодовой и своей дружины. – Вот, верно говорят: где потеряешь, там и найдешь! Чтобы я из-за этого стервеца Вебранда так разбогател… и во сне не привидится! Такой человек, Фримод ярл, такая дружба… И в любое время хорошо, а теперь вообще здорово! Вот мы с тобой покажем этим козлиным головам! Пусть-ка теперь Сутулый пообещает опять сжечь нам усадьбу! Мы его самого сожжем… сожжем корабль, а самого с веревкой на шее продадим! Пусть попробуют! Кто бы там ни приплыл в этот год! Мы им покажем! Ведь правда, Хагир?
– Да, пожалуй! – Хагир, поначалу ошеломленный, опомнился и улыбнулся. – Если ты, Фримод ярл, поможешь нам, то это… Это будет славная песня, как ты говоришь! Тогда путь нашего конунга начнется с победы, а после победы собрать людей в большое войско будет гораздо легче! Все наши хёльды и бонды позабудут страх; каждый захочет, чтобы и его дом был так же защищен от грабежа, как наш! Спасибо тебе, Фримод ярл! Я очень рад!
Даже Гейрхильда не спорила: объявив о своем намерении сразу в гриднице, при квиттах и при дружине, Фримод ярл уже не сможет отказаться, и говорить об этом бесполезно. Ради его чести сама Гейрхильда теперь не могла желать, чтобы он передумал. Да и смотрит он не на молчащую мать, а на счастливую Бьярту: сейчас ее лицо гораздо приятнее для его глаз.
Среди ликующей гридницы только один человек не радовался. Хлейна была так полна неприятным потрясением, что все недостатки ее помрачневшего лица ярко выступили наружу и она казалась совсем некрасивой, но не находила в себе сил хотя бы для натянутой улыбки. От обиды на глазах выступали слезы. Это Йофрида! Она это устроила, она навела Фримода на эту доблестную, но такую неудобную, губительную для Хлейны мысль. Проклятая ведьма! Вот зачем она показалась на глаза в роще – хотела сказать, что от нее не уйти! Хлейне хотелось скорее выбросить в море хрустальный жезл: не надо ей никаких подарков от колдуньи, которая так злобно вмешивается в ее судьбу и ломает ее счастье!
И Хагир еще радуется! Он что, не понимает, что если с ним поплывет Фримод, то побег Хлейны окажется невозможным! Он не думает об этом… Или ему все равно? Или оружие Фримода ему дороже ее любви? Он готов от нее отказаться, лишь бы получить лишнюю сотню хирдманов! Требовательно-обвиняющим взглядом она впилась в лицо Хагира, и сейчас, веселый и смеющийся, он казался ей чужим и гораздо менее красивым, чем раньше.
Вдруг Хагир поймал ее взгляд. На миг он удивился: откуда в ней такая мрачность и даже враждебность, когда все складывается так хорошо? А потом сообразил: хорошо все сложилось только для борьбы с фьяллями. А для них двоих – совсем наоборот. Он не может увезти ее из дома под носом у Фримода ярла. Так что с мыслью о побеге и свадьбе придется расстаться. Надолго ли? Пока Хагир даже прикинуть не мог, скоро ли сумеет вернуться.
