Гридница загудела и закричала. А Хагир вдруг сообразил, что меч в черных ножнах на поясе Торбранда – тот самый Дракон Битвы, а золотое обручье на запястье Хёрдис – тот самый Дракон Судьбы, о которых он слышал от Дагейды. Здесь собрались два сокровища свартальвов, и кюна Хёрдис отдаст что угодно, лишь бы присоединить к ним и третьего, младшего дракона.
– Как он к ней попал? – негодовала Хёрдис. Ее лицо как-то странно перекосилось, правый угол рта дергался вниз, а правая бровь – вверх, глаза нехорошо блестели, и смотреть на нее стало страшно. Колдунья Великаньей долины проснулась в богатой и довольной жене конунга. – Это ты ей отдал? – наскакивала она на Хагира, и он невольно пятился: убьет!
– Нет. Я бы лучше умер, чем отдал ведьме наследство моего рода, – ответил Хагир, чувствуя ту же дикую дрожь, как в детстве при встрече с троллихой. – Кубок ушел к ней без моего ведома.
– Как?
– Его украли.
– Кто это сделал?
– Бергвид сын Стюрмира.
Кюна Хёрдис ничего не сказала. Напряжение медленно спадало с ее лица, будто таяло, потом она усмехнулась правой половиной рта. Вся гридница разом перевела дух.
– Будете слушать мои советы! – Кюна с торжеством оглядела притихших мужчин и своего мужа. – Зачем надо было собирать войско на этого конунга из свинарника, когда он сам себя погубит еще вернее вас! Зачем ты, Хрейдар, уложил на том поле столько человек, а самого Бергвида так и не достал? Он сам погубит себя. Это бывает со всяким, кто берет Дракон Памяти дурным путем. Вильмунд сын Стюрмира все равно что украл у моей сестры Дракон Судьбы, – кюна показала золотое обручье у себя на запястье, – и кончил жизнь жертвой Одину на священном дубе. И с его младшим братцем будет то же! Не печалься о кубке, Хагир сын Халькеля! С ним Бергвид украл у тебя собственную смерть! Но то, что Белого Дракона получила эта маленькая мерзавка, это очень плохо! И ты, Торвард ярл, в будущем еще хлебнешь с ней горя!
Сын конунга опустил глаза, словно спрашивал себя, сумеет ли справиться с трудностями, которые в таком изобилии припасла ему в наследство судьба. А Хагир удивился: при чем здесь Торвард ярл? Чей она враг, в конце концов, Дагейда дочь Свальнира? Чей?
– Сдается мне, вы заболтались, – подал голос Асвальд Сутулый. – Мне казалось, тут замышлялся поединок. Или я ошибся?
Слова его разом опустили всю гридницу с небес на землю; Хагир вернулся мыслями из глубин Медного Леса и тумана грядущих лет и вспомнил о том, что до исполнения самого близкого, неотложного долга ему остался один шаг. Сбросив плащ на руки челяди, он оправил пояс, проверил ремешки на башмаках, собираясь с мыслями и силами.
– Вам нужно еще какое-то оружие? – спросил Торбранд конунг.
– Нам достаточно мечей, – ответил ему Хрейдар, и Хагир кивнул. – От гнева богов щитом не укроешься.
Они вышли на очищенное пространство. С одной стороны его ограждала бревенчатая стена гридницы, а с другой – широкий очаг, обложенный черными камнями. Впереди темнел толстый ствол ясеня с цепочкой старых рун, неведомо кем и когда врезанных в кору. Все двадцать четыре одна за другой. И Торбранд конунг, как Один на престоле.
Хагир был собран и спокоен, как никогда в жизни: все мысли и чувства, все испытания души и тела, пережитые и перекипевшие в нем за последний год и даже, пожалуй, за все двадцать семь лет его жизни, вдруг сплавились в сплошное железо. Это была не та нетерпеливая лихорадка, терзавшая его перед битвой на пустоши, когда он бежал на клинки, равно готовый убить и быть убитым. Теперь он был ровен, тверд и полон веры, что выполнит свой человеческий долг перед побратимом. Не он придумал, что за кровь платят кровью, но для поддержания равновесия в своем мире он должен поступать именно так. Вебранд смотрит на него сейчас. И отец, Халькель Бычий Глаз, ныне сидящий с Вебрандом за одним столом в Палатах Павших, и Ингвид Синеглазый, и Стормунд Ершистый, и Ранд Башмак, и все те, кто погиб в его битвах, и еще многие, многие…
Хрейдар вышел и встал перед ним, держа меч в обеих руках и слегка им покачивая, словно примериваясь к его тяжести. Хагир вынул свой и отцепил ножны; чья-то рука мгновенно перехватила их. Стояла тишина, только ветер шумел над крышей. Через дыру возле ясеневого ствола порывами влетал в дымную от факелов гридницу свежий воздух, принося отраду.
– Да будет с победой достойный! – крикнул Торбранд конунг, и Хагир бросился вперед.
Хрейдар отбил его удар со страшной силой, и Хагир, более легкий, отлетел на несколько шагов назад и едва успел поймать равновесие, чтобы в свою очередь отбить удар фьялля. Удары сыпались один за другим, клинки сшибались с однообразным неравномерным звоном. Двое бойцов метались по узкой площадке, от стены к очагу, от ясеня назад и снова к ясеню. Более сильный Хрейдар отбрасывал Хагира, но тот, более ловкий и подвижный, наскакивал на хёвдинга с новой неожиданной стороны, и тот не всегда успевал повернуться и встретить его. Хагир сумел однажды задеть бедро Хрейдара самым концом клинка, и там появилось кровавое пятно. Фьялли встретили это громким криком, без явного негодования или торжества. Все были захвачены волной общего бурного чувства, каждый удар встречался многоголосым криком. Ингвильда выбилась вперед, оттеснив даже своих сыновей, и стояла, сжав руки перед грудью; по лицу ее катились слезы.
Рана давала о себе знать, Хрейдар был уже не так подвижен, как в начале, но лицо его горело яростью, и сила рук не ослабевала. Он понял, что в этом поединке ему в глаза глядит смерть, и в нем проснулись те безудержные дикие силы, что даются лишь в последний час. Обеими руками держа меч, он наносил мощные удары, и каждый раз, когда взмывал его длинный клинок, женщины кричали от ужаса – казалось, он обрушится на голову квитта, разрубит его пополам сверху донизу и уйдет в землю, так что и не вытащишь… Но Хагир ускользал из-под удара, отбивал меч фьялля и старался точно ударить сам. Меч казался легким, каждое движение выходило верным; его направляли откуда-то извне, сверху. В нем бился не один человек; все они, кого он ценил и за чью честь и память бился всей своей жизнью, пришли к нему на помощь, влили свой дух в его кровь и свою силу в его руки.
С яростным хриплым выдохом Хрейдар ударил, меч его лязгнул по клинку Хагира и задел перекрестье. Удар оказался так силен, что Хагир невольно выпустил рукоять, чтобы не упасть вместе с мечом. Громкий крик оглушил его: всем казалось, что это конец, что еще миг – и меч Хрейдара обрушится на безоружного квитта. Истошно кричала Ингвильда, визжала кюна Хёрдис, прыгая на месте, как тролль.
Хагир не стал поднимать меч, даже не глянул на него; в то мгновение, когда Хрейдар пытался обрести равновесие и не врезаться мечом в земляной пол, Хагир вдруг метнуся не от него, а к нему… Быстрое движение, мелькнувший блеск железа, Хагир прыгнул назад… А Хрейдар почему-то не последовал за ним, а остался неподвижен. В гриднице стало тихо: все перестали не только кричать, но и дышать, не поняв, что произошло. А потом Хрейдар упал на спину, и, казалось, гридница содрогнулась, как лес содрогается от падения могучего дуба. В груди Хрейдара торчала рукоять ножа с руной «науд», вплетенной в черненый узор из угловатых лент.
