Целые дни проводя с Сигурдом, Борглинда теперь не так уж часто вспоминала о Гельде. Она по-прежнему испытывала к нему благодарность за все, от саги о «сам ты не покойник» до вызволения из Аскефьорда, но прежняя пылкая любовь помалу оборачивалась в дружескую и даже родственную привязанность. При ее горячем и порывистом нраве в этом не было ничего удивительного: когда она попала в подходящую для нее обстановку, любовь, которая поддерживала ее в невзгодах, стала не нужна и отгорела. «Все равно он меня не полюбит», – утешала сама себя Борглинда, немного смущенная собственной переменчивостью. Какая же она все-таки несуразная! Влюбилась в торговца, пока сама была родственницей конунга, а теперь, когда он оказался родичем таких знатных людей, – разлюбила!
Но самого Гельда это нисколько не огорчало. Считать этот дом своим у него не получалось, и Белый Зуб казался лишь одной из сотен усадеб, которые он повидал за четырнадцать лет странствий. Когда Сигурд не звал его к себе, Гельд предпочитал проводить время не столько в гриднице, сколько в кухне. Домочадцы и гости Сигурда скоро разглядели, что его внук – парень простой, приветливый и негордый. А когда обнаружилось, сколько всяких рассказов он знает, его полюбили гораздо больше, чем полюбили бы самого доблестного из героев. И наконец-то Гельд почувствовал себя на своем месте и вполне счастливым, когда сидел у очага на кухне в тесном кружке челяди и гостей, видя вокруг себя простые любопытные лица и со всегдашним увлечением повествуя:
– Шел один человек ночью через вересковую пустошь и вдруг заметил: впереди горит огонек. Подошел он поближе и видит: перед плоским камнем разложен костерчик, а на камне два тролля играют в кости…
– Ох! Тролли – и в кости! Ну и дела! Ну, ну, что же? – слушатели ахали, восхищались и нетерпеливо требовали: – Ну а дальше?
В середине «ягнячьего месяца», когда даже на белых каменных склонах Витфьорда запестрели мелкие цветочки, отважно цеплявшиеся корнями за горстку земли в трещинах, в Белый Зуб приехали важные гости. Это был Даг сын Хельги со своей дружиной, и он привез не меньше сорока человек, так что им пришлось копать себе землянки за стенами усадьбы. Гельд с истинным удовольствием разглядывал сына хёвдинга, когда тот вошел в гридницу и по всем правилам приветствовал Сигурда, своего деда. Гельд и раньше слышал о нем много хорошего. Это и есть тот юный вождь того небольшого, но отважного войска, что отразило первый натиск фьяллей на Квиттингский Восток и даже пленило самого Хродмара ярла. И даже Хродмар, не любивший, понятно, об этом вспоминать, как-то обмолвился, что Даг сын Хельги – достойный человек.
Дагу скоро должен был исполниться двадцать один год, и он вырос настоящим красавцем. Открытое и ясное лицо с прямыми чертами выражало ум и твердый нрав, гладкая учтивая речь являла воспитание и дружелюбие. Высокий и статный, с развитыми плечами и тонким поясом, нарядно одетый, он казался таким достойным внуком величественного Сигурда, что Гельд любовался обоими, начисто забыв о своем родстве с ними и наслаждаясь зрелищем, как будто заглянул одним глазом в ожившую сагу о древних героях.
Зато Борглинда оказалась здесь очень к месту. Именно она поднесла Дагу первый приветственный кубок, и сама, красивая, нарядная и гордая, отлично дополнила доблесть двоих мужчин своей женской прелестью. «Я зверь благородный», – когда-то сказал о себе тот Сигурд, что убил дракона Фафнира. Это тоже были три зверя одной высокой породы, будто вышедшие из любимой Гельдом «Песни о Риге»: старый Херсир, дочь его Эрна и юный Ярл – воплощения уверенного благородного достоинства.
К Гельду, представленному в качестве двоюродного брата по матери, Даг сын Хельги отнесся дружелюбно и очень внимательно. В свой черед он принялся расспрашивать и уточнять, и Гельду пришлось повторять с начала все то, что он успел рассказать Сигурду.
Хорошо, что часть беседы взяла на себя Борглинда. Рассказывая, она волновалась, краснела, заново спрашивала себя, всегда ли поступала как должно, не опозорила ли в чем-нибудь свой род? Опозорить себя и Лейрингов в глазах Дага, который держал свою собственную честь так высоко, казалось хуже смерти. Когда Борглинда увидела его, входящего в гридницу, услышала голос, встретила первый взгляд, в ней что-то прояснилось, будто в полутемном доме вспыхнул огонь. Сама богиня Фригг указала ей веретеном на Дага сына Хельги и внушительно сказала: «Вот». Мать Богов не тратит слов понапрасну, а больше ничего не нужно. Вот он, достойная пара тебе. Это не понимание и уважение, не восторг и трепет – это убежденность, что все решено. Прежняя любовь к Гельду, пылкая и яркая, как огонь на соломе, сразу показалась детской и несерьезной. А Даг был женихом, лучше которого и придумать нельзя: они ровня по рождению, воспитанию, по всему. Разговаривая с ним, Борглинда испытывала радостное смущение и гордость. Ее чувство бежало впереди событий (у девушек это нередко бывает), и она ощущала себя как бы уже помолвленной с ним, потому что так и должно произойти. А Даг смотрел на нее с теплым дружелюбием, сочувствуя ей и гордясь, что дочь южных ярлов так достойно показала себя в испытаниях, и легко было поверить, будто они знакомы и связаны всю жизнь.
– Не сочти меня излишне любопытным! – учтиво извинялся Даг перед Гельдом. – В другое время я пригласил бы тебя погостить у нас в Тингвале, и там мы имели бы время для неспешных и подробных бесед. Но те новости, которые привез я сам, не позволяют долго ждать. Возможно, что уже скоро Один и Тюр поведут нас в новые битвы.
Новости Дага и правда не внушали радости. Боги отвернулись от квиттов. Торбранд конунг, которого считали погибшим, вернулся и принес с собой легендарный меч великана Свальнира. Сам Свальнир был им убит, и корень силы Квиттинга оказался подрублен. Жена Свальнира, всем известная ведьма Медного Леса, изменила и мужу, и племени: она последовала за конунгом фьяллей, и ее называли теперь его женой. Это ее огненные чары зажгли Острый мыс, а Один не потрудился пропеть свое седьмое заклинание, что гасит пламя, «коль дом загорится с людьми на скамьях»[25]. Это ее боевые оковы* опутали квиттов и заставили выпустить из рук оружие, потерпеть сокрушительное поражение от врага, который был недавно ими разбит, обессилен и уступал по численности. От Острого мыса остались одни головни, остатки жителей разбежались. Рассказывали, что фьялли увезли за море на продажу целые корабли, нагруженные пленными. Гримкель конунг исчез, и никто с той жуткой ночи его не видел.
– По всему выходит, что скоро фьялли снова пойдут на Квиттингский Восток, – говорил Даг. – И мой отец, и все понимающие люди в том убеждены. Мы послали корабль в Эльвенэс к Хильмиру конунгу. Он обещал помочь с войском, если возникнет надобность. Ты же знаешь, – обратился он к Гельду, – что моя, то есть наша, сестра Хельга замужем за Хеймиром ярлом, сыном Хильмира? Он не оставит нас без поддержки.
