Уже к вечеру он выплыл из нависающей над водой гущи мангровых зарослей и снова оказался на ярком солнце. Здесь стремнина была шире и глубже. Море тростника тянулось до самого горизонта, совершенно неподвижное в гнетущей духоте. Небо было серым от грозовых туч, но солнце ярко светило из-за них, и на сердце у Тиамака стало легче. Взлетел ибис, медленно хлопая белыми крыльями, уселся на тростинку невдалеке. К югу, через мили топей и болот, можно было различить темную полоску Наскадских гор. К западу, невидимое за бесконечными зарослями тростинка и мангров, лежало море.
Тиамак рассеянно работал шестом, на время увлеченный мыслью об изменении, которое он должен будет внести в свою важную научную работу — пересмотр труда под названием «Совранские лекарства целителей Вранна». Он внезапно понял, что сама форма камыша может иметь отношение к его использованию луговыми тритингами для приготовления любовного напитка, и уже обдумывал сноску, в которой предполагал деликатно предложить наличие этой взаимосвязи, когда вдруг ощутил за спиной какую-то вибрацию. Он удивленно обернулся и увидел, что леска натянута, как струна лютни.
Сначала ему показалось, что она зацепилась за корягу, потому что напряжение передалось даже корме лодки, но наклонившись, он различил что-то серебристо-серое, всплывшее на миг на поверхность и снова нырнувшее под воду. Рыба! Длиной с его руку от кисти до плеча! Он испустил восторженный вопль и стал тянуть леску. Ему показалось, что это серебряное чудо выпрыгнуло из воды. На долю секунды один бледный блестящий плавник сверкнул над водой, но затем исчез под лодкой, крепко натянув леску. Рыба была сильная. Ему вдруг представилось, что леска лопается и его двухдневный обед уплывает, и Тиамак похолодел от ужаса. Он слегка отпустил леску. Он даст рыбе израсходовать силы, а потом не торопясь подтянет ее. Тем временем он станет присматривать сухое местечко для костра. Рыбу можно будет завернуть в листья, и, конечно, где-нибудь поблизости растет подходящая приправа… Он мысленно даже вкусил заманчивого блюда. Жара, медлящая гроза, его предательство по отношению к Моргенсу (как он все еще рассматривал свое решение) — все отошло на задний план перед манящей перспективой вкусной еды. Он снова потрогал леску, радуясь ее постоянному сильному натяжению. Ведь он уже несколько недель не пробовал свежей рыбы.
Его сладостные мечты прервал всплеск. Он поднял голову и увидел рябь на поверхности воды вдоль береговой линии, на расстоянии двух брошенных камней. Он также уловил нечто другое: над поверхностью вздымались какие-то бугры, подобные крошечным островам. Они плавно двигались в направлении его лодки.
Крокодил! Сердце Тиамака дрогнуло. Под угрозой прекрасный обед! Он сильно потянул за леску, но рыба была все еще под днищем и яростно сопротивлялась. Леска обжигала ему руки, когда он безуспешно пытался вытащить рыбу на поверхность. Крокодил казался просто темным пятном под самой поверхностью воды. Мощный хвост рябил тихую воду, зубчатая спина на миг всплыла и тут же погрузилась, нырнув за его, Тиамака, добычей!
Времени на размышление не было, совсем не было. Его обед, его рыболовный крючок, его леска — все будет потеряно, если он промедлит. Тиамак почувствовал, как слепая ярость зародилась в его пустом желудке, в висках застучало. Его мать, будь она жива, вряд ли узнала бы в этот момент своего застенчивого неуклюжего сына. Если бы она увидела, что он сотворил вслед за этим, она проковыляла бы в храм Той, Что Произвела Человеческое Дитя, и упала бы там в обморок.
Тиамак обмотал веревку, привязанную к рукоятке ножа, вокруг запястья и бросился в воду с кормы. Бессвязно бормоча, он едва успел набрать воздуха и закрыть рот, когда зеленая мутная вода сомкнулась над его головой.
Загребая руками, чтобы удержаться на месте, он открыл глаза. Солнечные лучи проникали сквозь воду, проходя через взмученный ил, как сквозь облака. Он бросил взгляд вверх на четырехугольник днища и увидел там сверкающее тело рыбы. Несмотря на дикую панику и бешеные удары сердца, он испытал определенную гордость при виде ее размеров. Даже его отец Титумак должен был бы признать, что добыча прекрасна!
Пока он плыл вперед, серебристое тело сделало рывок вдоль дна лодки и исчезло из виду за дальним бортом, поднявшись выше. Леска у деревянного киля сильно натянулась. Вранн попытался ухватить ее, но она так плотно прижалась к лодке, что ему было не просунуть пальцы. Он слегка кашлянул от страха, послав наверх пузырьки воздуха. Быстрее, быстрее! Он должен торопиться. Крокодил в любой миг может оказаться здесь!
Удары сердца отдавались у него в ушах барабанным боем. Соскальзывающие пальцы никак не могли ухватить леску. Рыба оставалась вне поля зрения и вне досягаемости, как будто твердо решив заставить его разделить ее страдания. От паники Тиамак стал неуклюжим. Наконец он сдался и оттолкнулся от днища лодки, брыкаясь, чтобы вынырнуть. Рыбина пропала. Нужно спасаться самому.
Слишком поздно! Темная тень проскользнула мимо и изогнулась, то попадая в тень лодки, то выходя из нее. Крокодил не был самым большим из виденных Тиамаком, не он несомненно был самым большим, под которым он когда-либо оказывался. Его белое пузо проплыло над ним, а хвост показался просто сужающейся полосой, движение которой ощущалось через воду.
Воздух давил на легкие, стремясь вырваться наружу и наполнить мутную воду пузырьками. Он бил ногами и поворачивался. Глаза были готовы выскочить из орбит, они узрели тело крокодила, подобное затупленной стреле, которая направлялась к нему. Челюсти разомкнулись. Было видно красноватое небо и несметное количество зубов. Тиамак извернулся, занеся руку, и проследил за ужасающе медленным движением ножа, вспарывающего водяную стену. Рептилия толкнула его в ребра, сдирая кожу своим шершавым боком, когда он уворачивался от чудовища. Его нож слегка вонзился в бок, проскреб по бронированной коже, прежде чем отскочить. Черно-коричневое облако потянулось за крокодилом, когда он проплыл вперед, чтобы снова обогнуть лодку.
Легкие Тиамака, казалось, стали слишком велики для его груди, и давили на ребра так, что перед глазами поплыли черные круги. Отчего от такой дурак? Он совершенно не хотел такой смерти: утонуть и быть съеденным!
Пытаясь выбраться на поверхность, он вдруг ощутил, как что-то стиснуло его ногу, в следующий миг его потащило вниз. Нож выпал, а руки и свободная нога бешено взбивали воду, в то время как его тащило вниз, в темноту на дне реки. Лица старейшин племени, Могахиба, Роахога и других, замаячили перед его слабеющим зрением, выражение их было исполнено отвращения к его идиотскому поступку.
