— А помнишь, когда они прислали нам грузовой отсек, полный презервативов?! — воскликнул сидящий рядом Давир. — Я так и не смог для себя решить, что же они хотели: чтобы мы их надули и использовали как заградительные аэростаты? Или они думали, что у орков инстинктивный страх перед резиной?
— Хороший пример того, о чем я уже говорил, — сухо сказал Учитель. — Но как бы то ни было, салажонок, думаю, что самое главное я тебе сейчас осветил. Может, у тебя есть вопросы?
— К черту его вопросы! — неожиданно оторвался от карт Зиберс, глядя на Ларна с хитрой и злобной усмешкой. — Ты еще не все осветил салаге, Учитель. Осталась одна вещь, о которой ты все же забыл ему рассказать!
— Забыл? — смутился Учитель. — В самом деле? Не думаю, что упустил что-то важное…
— Да, упустил! — твердо произнес Зиберс, теперь уже глядя на Ларна с неприкрытой холодной злобой. — Ты забыл ему объяснить, почему Давир сказал, что ты лишь понапрасну потратишь время, если станешь салажонку все тут расписывать. Почему все те вещи, о которых ты ему только что рассказал, будут для него, скорее всего, абсолютно бесполезны. Почему, когда придет завтрашний день, нас в этой траншее будет наверняка сидеть четверо, а не пятеро! О да, Учитель! Я думаю, ты все же забыл ему кое-что рассказать! Ты забыл ему рассказать одну вещь, которая из всех вещей для него самая важная!
На какое-то мгновение Зиберс умолк, и, пока он смотрел на Ларна, другие гвардейцы поежились, будто всем им стало не по себе в этой напряженной и жуткой тишине. Затем уголки губ у Зиберса дрогнули и расползлись в злорадной победной улыбке. Не сводя глаз с Ларна, он ухмыльнулся и заговорил снова:
— Ты забыл рассказать ему про пятнадцать часов!
Некоторое время все молчали. Учитель и Булавен, заметно смутившись, смотрели в землю, и даже Давир старался избежать взгляда Ларна, словно, как и другие сейчас, ощущая все то же неясное беспокойство. Только Зиберс упорно не отводил глаз. Взглянув на него в ответ, Ларн сразу же почувствовал его неприязнь к себе. Зиберс явно его ненавидел, но почему или по какой причине… Такие вопросы юный гвардеец даже еще не начал себе задавать.
— А что означают эти «пятнадцать часов»? — прервав наконец неловкое молчание, спросил Ларн. — Репзик что-то говорил мне перед последней атакой. И капрал Владек также упоминал об этом. Он сказал, что выдаст остальное полагающееся мне снаряжение, если я снова зайду к нему через пятнадцать часов.
Секунды медленно тянулись одна за другой, но ответа на его вопрос не было. Вместо этого вновь воцарилась тишина, во время которой Давир, Учитель и Булавен неловко переглядывались между собой, будто мысленно бросая жребий, который и должен был определить, кому из них придется взять на себя выполнение этой неприятной обязанности. Так это и продолжалось, пока наконец, все еще не желая встречаться с Ларном глазами, Давир решительно не прервал молчание:
— Скажи ему, Учитель!
Учитель в ответ немного замялся, но затем, пару раз кашлянув, прямо взглянул Ларну в лицо.
— Тут все дело в статистике, салажонок, — с болью в голосе начал он. — Ты пойми, любой генерал и маршал в ставке такой же бюрократ, как и самый последний переписчик в Администратуме. Война для них — это не кровь и смерть. И даже не вопрос стратегии и тактики… Для них она, как и все другое, подлежит бухгалтерскому учету. А учет этот основан на информации, которую они получают из донесений о потерях, о темпах износа снаряжения, о количестве боеспособных соединений, о приблизительной оценке военной мощи противника, ну и так далее. Короче, на мириадах фактов и цифр, которые, взятые вместе, и определяют высшую математику этой бойни. Ежедневно по всему Брушероку эти данные записываются, проверяются и затем отсылаются в ставку, где над ними колдует целый штат счетоводов. Вот одним из результатов этих ежедневных вычислений и есть те самые пятнадцать часов, о которых упомянул Зиберс.
— Учитель, ты снова все усложняешь! — вмешался Давир. — Напрасно ты хочешь подсластить ему пилюлю. Он ведь задал прямой вопрос — ну так и отвечай соответствующе!
— Это, салажонок, касается продолжительности жизни, — тяжело выдохнул Учитель. — Пятнадцать часов — это средняя продолжительность жизни гвардейца, который прибыл с пополнением в Брушерок и вступил в боевое соединение на передовой.
— Гвардеец, который прибыл с пополнением? — повторил Ларн, не совсем уверенный, что до конца понял то, что сказал ему Учитель. — Как я, хотите сказать? Об этом вы мне говорите? На этот срок, полагаете, я могу здесь рассчитывать? Вы что, думаете, меня убьют в ближайшие пятнадцать часов?
— Еще быстрее, салага! — издевательски воскликнул Зиберс. — Ты здесь уже никак не меньше трех часов. А это значит, что тебе осталось только двенадцать. Почему, думаешь, Владек сказал тебе вернуться к нему через пятнадцать часов? Да он просто не хотел, чтобы уйма хорошего снаряжения пропала даром!
— Заткнись, Зиберс! — прогремел голос Булавена.
Лишь на мгновение Зиберс встретился с ним глазами, но, видя гнев на лице великана, тут же смущенно притих, вперив взгляд в грязное месиво на дне траншеи.
— Скажи ему, что все это совсем не так, Учитель… — снова начал Булавен, чьи черты смягчились, а в голосе вдруг прорезались почти умоляющие нотки. — Объясни ты ему… Скажи, что каждый из нас верит, что завтра он еще будет жив!
— Так что же, думаешь, мы должны ему лгать? — возразил Булавену Давир. — Возможно, Зиберс — кусок злобного дерьма и слишком часто раскрывает свой поганый рот, но он, по крайней мере, говорит правду. Ты думаешь, мы должны относиться к салажонку как к ребенку? Говорить ему, что все будет хорошо? Что добрые взрослые дяди Давир, Учитель и Булавен уберегут его от гнусных орков? Я уже десять лет наблюдаю, какой ты тупоголовый болван, Булавен, но ты все еще не перестаешь меня изумлять!
— Это не была бы ложь, Давир, — угрюмо сказал Булавен. — Нет ничего плохого в том, чтобы дать человеку немного надежды.
— Надежды? Вот задница! — в раздражении плюнул Давир. — Я не устану повторять, болван ты этакий: надежда — это сука с кровавыми клыками! Уж такой простой урок тебе следовало заучить после десяти лет пребывания в этой адской дыре!
— И тем не менее не так уж Булавен и не прав, — вступая в дискуссию, произнес Учитель, вновь повернувшись лицом к остальным. — На самом деле у салажонка все же есть небольшой повод надеяться. Правда! В ставке, конечно, могут высчитать, что в среднем новобранцы живут на передовой не более пятнадцати часов. Но ведь это же средняя цифра. Кто знает, может, салажонок будет более удачлив. Может, он продержится дольше. Пережив аварийное приземление, он уже один раз победил законы статистики.
