Вариил обернулся к командиру мостика.
— Зажгите карантинные маяки. Надо гарантировать, что ни один из братских кораблей не попытается оказать нам помощь, пока ситуация не будет у нас под контролем.
— Карантинные маяки зажжены, господин.
Обзорный экран переключился на хребет корабля, где вдоль линии спинных бастионов загорелись красные мигающие огни. Вид был жалкий. Вариилу представились язвы, воспаленные, налившиеся гноем и готовые к вскрытию.
— Отведите корабль подальше от флота. Займите высокую орбиту.
Он ждал, стоя у командного трона и наблюдая за спокойным круговращением звезд.
— Вернуть воздух в ангары? — спросила командующая мостиком.
— Нет. Наши воины пока в безопасности.
— Господин, крейсер Восьмого легиона «Завет крови» следует за нами.
Двери мостика распахнулись прежде, чем Вариил смог вплести очередную нить обмана в разваливающийся на глазах узор. В стратегиум вошел одинокий Красный Корсар с болтером в руках. Шлем его был украшен двумя изогнутыми рогами из растрескавшейся кости. Ступая медленно и настороженно, он спустился туда, где стоял Вариил.
— Живодер? Сэр, что, раздери меня Пантеон, тут происходит?
И опять апотекарию не дали ответить. Один из офицеров у приборной панели в панике завопил:
— Господин! «Завет» запустил абордажные торпеды.
Сейчас или никогда. Сейчас или никогда. Сейчас — или здесь я и подохну.
— Валмисай, шул целадаан, — разнесся по мостику его голос. — Флишафа сей шол ворошика.
Члены команды переглянулись. Кое-кто опустил руки к кобурам, но большинство просто казались растерянными.
Его брат из Красных Корсаров застыл на месте как вкопанный.
— И что это означает?
Вариил выхватил пистолет и нажал на спуск одним слитным движением. Снаряд врезался в горловой доспех Корсара и сдетонировал в шее. Воин не успел и вскрикнуть. Только что два Корсара разговаривали, а уже в следующую секунду один из них безголовым трупом рухнул на пол.
Еще через несколько секунд кувыркающийся шлем упал на палубу с глухим звоном керамита о металл.
— Это означает, что Восьмой легион возвращает корабль себе. Скоро нам придется принять гостей, и к этому времени судно должно быть готово к быстрому прыжку в варп. Любой, кто имеет что-то против, может высказаться сейчас. Я не шутил, когда упомянул, что мне нужен новый плащ.
От тряски зубы Октавии оглушительно клацали. То, что девушка была пристегнута к огромному, не по росту, креслу, отнюдь не помогало ситуации. Она цеплялась за ремни безопасности куда сильнее, чем ремни цеплялись за нее, и ударялась бедрами о ручки сиденья при каждом рывке турбулентности.
Марух сидел рядом, и костяшки пальцев у него были такими же белыми, как у нее. Возможно, он орал, но за шумом она ничего не слышала.
— Это всегда так? — прокричала Октавия.
— Да, — передал по воксу один из легионеров. — Всегда. Только обычно Узас вопит про кровь, а Ксарлу нравится повыть.
— Кровь для Кровавого Бога! Души, черепа, души, черепа…
— Видишь?
Октавия, преодолевая тряску, повернула голову и оглянулась на Талоса. По сравнению с ней он сидел спокойно. Оружие Пророка было закреплено на стене капсулы у него за спиной. Навигатор даже не могла сказать наверняка, что это именно он говорил с ней по воксу.
Ксарл откинулся назад и испустил низкий горловой вой. Вокс-динамики исказили звук, придав ему металлический оттенок, но ничуть не уменьшили громкость. Все четверо смертных прикрыли уши руками — даже Пес, который из-за рывков капсулы пока не сумел выдавить ни слова. Его тоненький голосок ни за что бы не пробился сквозь царящий вокруг шум.
— Пятнадцать секунд, — крикнул навигатору Талос.
— О'кей.
— Мне всегда хотелось заполучить собственный корабль. — Кирион перегнулся на сиденье и орал во всю глотку. — Талос, когда мы угоним следующий, сможешь забрать его.
Девушка вздрогнула от силы крика, но все же улыбнулась. Покосившись на другой конец капсулы, она встретилась глазами с Септимусом и впервые за долгое время обнаружила, что не может выдержать его взгляд.
— Пять. Четыре. Три. Два. О…
Столкновение было хуже всего, что выпадало до сих пор на долю Октавии. На несколько обморочных секунд она искренне поверила, что мертва. Ведь невозможно было пережить костоломный удар капсулы, врезавшейся на такой скорости в борт корабля. По сравнению с грохотом этого удара весь полет в капсуле выглядел спокойным и мирным, как полуночная прогулка по саду ее отца на верхней площадке их шпиля. Оглушительнее грома и даже гула волн имматериума, терзающих корпус ее корабля… Октавия подумала, что и с заткнутыми ушами она будет слышать этот вой торжествующего цунами до конца своей жизни — короткой и проведенной в глухоте.
Она попыталась сказать: «Похоже, я умерла», — но не услышала собственного голоса.
С дальнего конца капсулы полился свет. Искусственный, бледный и нездоровый, он хлынул внутрь и принес с собой отвратительную вонь. Девушка закашлялась от острого запаха немытых тел, ржавеющего железа и человеческих испражнений.
— Тьфу, — отфыркнулся один из Повелителей Ночи, — здесь воняет, как в Зрачке Бездны.
Талос сорвал оружие со стены и, не сказав ни слова, выбрался из капсулы. Его братья двинулись следом. Рабам пришлось бежать трусцой, чтобы не отстать. Октавия вышла последней — перед этим она, наверное, уже в сотый раз проверила свой пистолет.
— Виши та? — спросил голос из глубины капсулы.
Девушка видела спины Септимуса, Маруха, Пса и гигантов-легионеров впереди, в коридоре. На секунду она оцепенела, не в силах сделать и шага, но и оглянуться не решалась.
— Виши та? — снова спросила маленькая девочка.
Казалось, что она находится в капсуле — возможно, сидит на одном из гигантских кресел.
— Ты мертва, — выдавила Октавия сквозь стиснутые зубы. — Ты умерла, тебя больше нет.
— Но я все еще могу убить тебя, — медовым голоском ответила девочка на чистейшем готике.
Октавия развернулась, вскинув пистолет и целясь в пустоту капсулы.
— Не отставай, — позвал Септимус. — Идем.
До сих пор операция шла практически бескровно — не считая парочки огорчительных инцидентов, — и Вариил смотрел на обзорный экран с чувством, близким к гордости. Команда была встревожена, растеряна, возбуждена и отравляла воздух запахом пота и страха. Вариил с отвращением вдыхал эту смесь. Он надел шлем только ради того, чтобы спасти обоняние от человеческого смрада, — лучше уж было дышать застоявшимся воздухом доспеха.
