Аста кивнула, обдумывая все это. Живут же люди – у них на каждого человека, выходит, своя усадьба! И у нее была бы своя усадьба, и у Коля, и даже у этой глуповатой Кайи, которая фьялльский корабль не может отличить от простого дракона! Да, не так-то легко им было бы собраться вместе поиграть, если бы у каждого была своя усадьба! «Кайя, приезжай ко мне, будем играть в медведя!» – «Не могу, мне надо присматривать за моей усадьбой. У меня так много дел, что ты лучше позови Коля». А у Коля усадьба страшно далеко, через целых два моря, он полгода будет ехать! Вот и выйдет, что они не успеют повидаться даже раз в год! Как трудно быть богатым!
Аста вздохнула, не замечая, что задумалась и давно молчит. Гельд тоже молчал, рассматривая миловидное лицо девочки, которое казалось ему еще лучше из-за сходства с матерью. Если у нее все дети будут такие замечательные – хорошенькие, умненькие, разговорчивые…
А еще он думал о сыновьях своего брата Дага, Халькеле и Дагварде. Халькелю уже четырнадцать лет, а Дагварду тринадцать, оба славные ребята, здоровые, ловкие и сообразительные. Даг их по очереди берет на корабль, если собирается куда-нибудь. И еще одна девочка, Хельга, остается дома с матерью, чтобы Борглинда не скучала. Она ни на кого во всем роду не похожа, но такая хорошенькая и добросердечная, что вся округа Тингваля обожает ее, как семнадцать лет назад обожала ее тетку и тезку, Хельгу дочь Хельги, что была замужем за Хеймиром конунгом и умерла… У нее, Хельги-старшей, тоже ведь остался сын – ему уже целых шестнадцать, и он такой молодец, что от него ждут великих подвигов. А ведь оба они, и Даг, и Хельга, заметно моложе его, Гельда. А у него до сих пор нет детей, по крайней мере таких, о существовании которых он знал бы.
И его вдруг так сильно потянуло к теплому образу домашнего очага, семейной привязанности, покоя, уюта, уверенных надежд на будущее, что сердце защемило. Хотелось, чтобы не племянники, а собственные сыновья и дочки сидели у него на коленях по вечерам, теребили, требовали рассказов; чтобы не невестка Борглинда, а собственная жена встречала его из поездок, обнимала, с тревожной нежностью вглядывалась в лицо после разлуки, точно хочет убедиться, весь ли он приехал, не случилось ли чего… И у этой воображаемой жены было лицо Тюры. Мягкое, ласковое, с теплым светом в каждой черточке, оно одно вобрало в себя все то лучшее, что называется для человека семьей и домом. Богиня Фригг – воплощенный образ матери и хозяйки, помощницы и советчицы мужа, его надежной опоры во всех превратностях жизни, будущее его рода…
– А скажи-ка, что это за жених тут сватается к твоей маме? – спросил Гельд у девочки.
– Это Ульвмод! – Аста сморщилась. – Толстый такой! Он всегда к ней садится поближе и все хочет за руку взять. Но он ей не нравится, совсем не нравится! – горячо зашептала она, понимая, что это очень важно. – Ну совсем не нравится, ни капельки, честное слово! Можешь мне поверить, я точно знаю! Кому он может понравиться, такой старый, толстый и жадный! Он мне слова никогда не говорит, совсем глупый! Прогнать бы его отсюда, чтобы совсем не ходил! А ты еще долго у нас будешь?
– Да нет, не очень. Понимаешь, мне надо скорее продать этих фьяллей, пока они не съели все, что мы вместе с ними захватили. А потом мне надо взглянуть на мою усадьбу, где мой отец живет… Хотя это, может быть, еще потерпит… – Теперь Гельд уже сомневался, а надо ли ему так спешить домой, хотя раньше это представлялось вполне очевидным. – Но на Квартинг мне непременно надо съездить. Но это не очень долго. К Празднику Дис я непременно вернусь.
– К Празднику Дис! – возмутилась Аста. – Это целый год ждать!
– Почему же год? Осталось месяц с небольшим до йоля, потом «месяц Тора», потом маленький «мягкий месяц» и «откормленный месяц». Вот тебе и Праздник Дис. Всего сколько?
Аста сморщилась еще раз и принялась считать, загибая пальцы:
– «Бараний», «Тора», «мягкий», «откормленный» – четыре.
– А в году сколько?
– Двенадцать.
– А из двенадцати вычесть четыре сколько?
– Восемь. Как мне лет.
– Вот молодец! – Гельд весело качнул ее на колене. – Как ты здорово считаешь! Я тебя потом научу считать на доске совсем большие числа. Помнишь у меня доску с бусинками? У тебя получится.
– Правда? – возликовала Аста, которой очень понравились цветные бусинки на счетной доске. – А когда?
– Когда вернусь. Это важное дело, оно требует времени, а у нас его мало. Фьялли едят наше зерно каждый день, и мы с тобой становимся беднее и беднее. С этим нужно скорее покончить. А мы с тобой договоримся: пока я не вернусь, ты пригляди, чтобы мама не вышла замуж. И пока больше никому ничего не говори. Обещаешь?
– Обещаю! – прошептала очень довольная Аста.
Как хорошо! Она им обоим пообещала ничего никому не говорить: и маме, и Гельду. И все про одно и то же. Вот потом они удивятся, когда окажется, что она одна все знала!
Асте доставляла такое удовольствие ее страшная тайна, что ее вовсе не подмывало с кем-нибудь ею поделиться. Тайна хуже мёда: если ее поделить, будет уже не то. А с этой тайной Аста дочь Асбьёрна чувствовала себя такой богатой, будто это у нее есть пять усадеб, за которыми ей некогда присматривать. Ладно уж, она даже подарит по штучке Кайе и Колю, если будут хорошо себя вести.
И когда все уплыли – и шумный Фримод ярл с двумя кораблями, и Гельд со связанными прожорливыми фьяллями, и тот мрачный парень, про которого говорили, будто это конунг (будто конунги бывают такие, вот глупости-то!) – Аста меньше всех в Березняке грустила. Все ходили тихие, вялые, вздыхали, и только она одна улыбалась. Она же точно знает, когда Гельд вернется: через четыре месяца. Как из двенадцати вычесть восемь.
Мама тоже вздыхала, и глаза у нее были грустные, хотя она и старалась казаться спокойной. Раньше Аста огорчилась бы, видя это, а сейчас нет: все идет как надо.
Однажды она даже не утерпела и сказала:
– Не знаю, как ты, а я Гельду очень нравлюсь!
– Конечно, – согласилась Тюра, не слишком приняв это всерьез. – Мы с тобой так дивно хороши, что нравимся всем подряд.
– Нет, я правда. Он обещал научить меня считать на доске, значит, я буду умнее дяди Стормунда.
– Ты и так слишком умная. Что я с тобой буду делать?
– Не волнуйся. Гельд тебе скажет, что со мной делать. Он хочет, чтобы я была его дочкой.
– Ты опять за свое? – Тюра посмотрела на дочь с упреком. – Я же просила тебя…
– А я знаю! Я точно знаю! – Аста значительно помолчала и выложила: – Я точно знаю: он уже посадил меня на колени![26]
И, радостно фыркнув, она пустилась бежать. Как весело жить на свете, даже если пока и нет пяти усадеб!
