Роберто проводил взглядом удалившегося в тень утеса гласа и вздохнул.
— Легче нам от этого не станет, но все равно спасибо за поддержку. Я знаю, тебе было нелегко.
— Но и не так уж трудно, Роберто. Настоящие трудности у нас впереди. Сил у нас мало, а цардитов, напротив, вполне достаточно, чтобы не выпустить нас из этой мышеловки. Кроме той дичи, что еще забредает в заросли на склонах, припасов у нас почти нет, а воды и того меньше. Скальной тропой мы сможем воспользоваться только ночью: едва начнет смеркаться, я отправлю людей наверх. Но уже на рассвете цардиты увидят, что мы делаем, и все те, кто не успеет уйти за ночь, сложат здесь головы. Мы не можем надеяться выстоять, так что не будем и пытаться.
— Скольких мы сможем отправить за скалы между сумерками и рассветом, если предположить, что за это время на нас не нападут? — спросил Роберто.
— Подъем там нелегкий, особенно ночью, тем более что мы не можем позволить себе освещать путь, иначе они тут же узнают о нашем отходе. Даже здоровому, боеспособному солдату, чтобы подняться туда, потребуется не менее получаса. Склон крутой, а им придется нести не только свою поклажу. Двое с носилками?.. Тут можно только гадать.
— И все-таки каковы твои предположения? Сколько?
— Если нам ничто не помешает, все пойдет организованно и отходить будут здоровые, боеспособные люди, за темное время подняться успеет от шести до восьми сотен. Это предельное количество людей, которые смогу уйти до того, как ударят цардиты.
— Не больше? — нахмурился Роберто.
— Посуди сам. Подниматься может только один человек за раз, и даже если они будут двигаться с максимальной быстротой и минимальными разрывами, больше все равно не получится.
— Так что же — выходит, шестьсот с лишним человек будут… принесены в жертву?
— И не забудь хирургов, кузнецов, механиков, санитаров, а также пятьсот тридцать раненых или умирающих.
— Должен быть еще какой-то путь, — настаивал Роберто.
— Это лучшее, что мы можем сделать, — вздохнула Келл. — Кавалерия останется и попытается пробиться сквозь цардитов и открыть путь для отхода в обход утеса, на юг, но в эту брешь успеют проскочить лишь немногие. Кому-то все равно придется погибать.
Роберто почесал лоб.
— Неужели это правда?
— Ты нам вот что скажи, — промолвила бледная, валившаяся с ног от усталости Келл, — как решать, кому жить, кому умереть? Кого отправлять наверх? Пытаться поднять раненых, что замедлит движение и уменьшит количество спасшихся, или, зная, что некоторые из них все равно умрут по дороге в Эсторр, бросить их и отправлять здоровых? Опять же отсылать здоровых, поскольку они могут принести больше пользы потом, или оставить их, поскольку только они способны на какое-то время задержать врага и выиграть время для других? Как быть? Я не Бог, я не могу принимать подобные решения.
— И кое-что еще. Как сделать так, чтобы оставленные люди не попали во власть Гориана? — добавил Нунан.
— Надо было бежать, пока имелась такая возможность, — пробормотала Келл.
— Ее у нас не было. Не мучь себя этим, — покачал головой Роберто. — У нас не было шанса удержаться. И просто отступить мы не могли, нас настигли бы на марше. Цардиты превосходят нас численно, и у них есть мертвые, которые не нуждаются в отдыхе в отличие от нас. Теперь мы знаем, на что они способны. Правда, сегодня нам удалось немного пустить им кровь.
— Но это нас не спасло, во всяком случае не всех.
— Нет, не спасло. — Роберто содрогнулся. — И то, что нам придется делать, — очевидно.
Нунан кивнул.
— Мне очень жаль, Роберто.
Дел Аглиос не смог встретиться с взглядом Нунана.
— Мне нужно побыть одному. Навестить брата. И поговорить с Дахнишевом.
Роберто покинул командный пункт и бросил взгляд вниз по склону. Там расстилалась красивая долина в буйных красках цветущего генастро. Яркая свежая листва, цветы, поющие птицы. Торжество жизни.
Он утер выкатившуюся из глаза слезу и зашагал туда, где лежал Адранис. Задерживать его Дахнишев не стал.
859-й Божественный цикл, 35-й день от рождения генастро
— Имя, — приказал Нунан.
Роберто перевел его слова. Адранис еще не пришел в себя. И было маловероятно, что он вообще очнется. Пролив слезы на плече Дахнишева, Роберто откликнулся на просьбу Нунана помочь ему допросить цардита, командовавшего мертвецами. Это оказался весьма примечательный человек, внушавшего отвращение вида, с лицом и бритой головой, сплошь покрытой замысловатыми черными, синими и красными татуировками.
— Гарант, — ответил цардит, обнажив заточенные передние зубы, отчего Роберто стало не по себе.
Руки цардита связали за спиной, а на командный пункт его привели трое стражников с обнаженными гладиусами, но присутствующие все равно нервничали. Пленник был могучим гигантом, ростом почти с Пола Джереда, с широченными, распиравшими меха плечами и мощно вздувавшимися мускулами. Один на один он легко мог справиться с любым из противников. К счастью, он держался невозмутимо и сопротивляться не собирался.
— Кто ты? Солдат? — спросил Нунан. Гарант издал неприятный смешок.
— Не солдат. — Его низкий голос напоминал шипение или свистящий шепот. — Пастух. Отец.
— Ты уверен насчет перевода? — Нунан приподнял брови и посмотрел на Роберто.
— Совершенно, — сказал Дел Аглиос, хотя и разделял его сомнения.
— Это не то, что я ожидал. Пастух мертвых?
— Путь во тьме не всегда ясен. Кому-то нужен свет и проводник. — Гарант склонил голову.
Нунан помассировал виски большим и средним пальцами и покачал головой.
— На поле боя? Это твое место?
Очередной смешок.
— Мой дом — это храмы Хурана.
— Ты жрец?
— Если это определение тебе поможет.
— И в качестве кого ты был на поле боя?
Гарант помолчал, размышляя, стоит ли отвечать.
— Я служу моему господину, — сказал он наконец.
— Это не ответ на вопрос, — заметил Нунан. — Я тоже служу своему. В чем состоит твоя служба?
— Я направляю мертвых.
— Ты управляешь ими?
— Нет. Они чувствуют меня среди них.
— Тебе понятно? — обратился Нунан к Роберто.
— Не уверен. Тут без Восходящих не разобраться, дадим им запись, пусть поломают головы. Ты не против, если я задам вопрос?
— Давай. — Нунан махнул рукой и глотнул воды из кубка, стоявшего на раскладном столе с картами.
— Кто твой господин?
Гарант некоторое время пристально смотрел на него, темные глаза буравили Роберто насквозь, отчего ему вновь стало не по себе.
