Прошло уже несколько минут с тех пор, как после разговора с интендантом сержант Челкар приказал всем, кто был в казарменном блиндаже номер один, взять свое оружие и собраться вокруг чугунной печки, где он лично решил провести импровизированный инструктаж. Учитель, Булавен, Давир, Зиберс, гвардейцы из других звеньев, даже Владек и однорукий повар Скенч стояли сейчас в полном боевом снаряжении, напряженно вслушиваясь в слова Челкара, и лица их были столь же серьезны и напряженны, как и лицо их сержанта. Оглядываясь по сторонам, Ларн увидел, что от раскованности и расслабленности, с которой эти люди проводили свое время в казарме, не осталось и следа. Теперь они снова были солдатами. Гвардейцами. Они снова были готовы к войне.
— Не хочу вам лгать, — продолжал Челкар. — Наше положение выглядит мрачно. Все прочие сектора в нашем районе подвергаются массированным атакам и потому все резервные соединения так или иначе уже задействованы. А это значит, что никакой возможности получить подкрепление — по меньшей мере, в ближайшие часы — у нас не будет. Хуже того, батарейное командование уже израсходовало свой лимит боеприпасов, поэтому рассчитывать на их поддержку мы тоже не можем. У нас, конечно, есть еще свои собственные минометы и свои собственные команды для поддержки огнем, но в остальном нам придется полагаться лишь на самих себя…
Теперь хорошая новость. Командование сектора ясно дает понять, что, если мы не продержимся, возникнет серьезная опасность большого прорыва орков в город. В связи с этим они приказывают нам держать сектор любой ценой. «Стойте насмерть», — говорят они нам. Сколько бы орков на нас ни пошло и как бы сильно они по нам ни ударили, мы все равно будем держаться. Держаться до тех пор, пока или не получим подкрепления, или атака орков не захлебнется, или сам Император не сойдет с небес, чтобы сражаться с нами плечом к плечу… Вот уж не знаю, что из всего этого случится первым. Помните, мы здесь, чтобы удерживать позиции! Мне наплевать, даже если перед нами ад разверзнется! Мы будем удерживать позиции, несмотря ни на что! Не то чтобы у нас был большой выбор, сами понимаете… Все вы знаете, что будет, если мы отступим. Комиссары даже не станут утруждать себя организацией трибунала — будет просто пуля в затылок и бесплатное место в костре для трупа. Это Брушерок! Между орками и нашими собственными командирами нам все равно никуда не деться!..
Что касается нашего плана обороны, то я приказал Владеку дополнительно выдать каждому по четыре гранаты и выделить один фугасный заряд на звено. Как только начнется штурм наших позиций, мы будем держаться передовых стрелковых траншей так долго, как только возможно, и отступим к блиндажам, только когда положение станет совсем безнадежным. Затем, когда мы отойдем к блиндажам, мы там закрепимся. Дальше мы уже отходить не будем. Дальше — только держаться или умереть!.. Вопросы есть?
Никто не проронил ни звука. Гвардейцы стояли молча, преданно глядя на своего сержанта, и в каждой черточке их лиц была запечатлена мрачная решимость. С ним они были готовы к любому повороту судьбы — как в лучшую, так и в худшую сторону.
— Что ж, хорошо, — сказал Челкар. — Мы довольно уже бывали в подобных ситуациях, чтобы позволить себе говорить сейчас лишнее. Все вы примерно знаете, что нас ждет впереди. Я скажу лишь одно. Удачи каждому из вас! И если судьбе будет угодно, пусть мы увидимся снова… уже после боя.
— Может, это и есть Большой натиск? — услышал Ларн голос одного из варданцев, когда он, подвесив себе на пояс дополнительно выданные ему Владеком гранаты, уже шел, чтобы присоединиться к своим товарищам из третьего стрелкового звена. — Видит Император, это должно было когда-то случиться…
— Не может быть, — сказал на это другой стоящий рядом гвардеец. — Ставка сообщила бы нам об этом.
— Ха! Не морочьте себе голову, — усмехнулся третий. — Эти чертовы генералы отказываются даже допустить мысль, что Большой натиск возможен. Когда он наконец произойдет, для них это будет такой же сюрприз, как и для всех нас!
Большой натиск! К тому времени Ларн уже несколько раз слышал, как это словосочетание произносили, перешептываясь между собой, угрюмые гвардейцы, когда они, стоя в блиндаже, делали последние настройки в своем оружии, в то время как над ними все еще продолжал сотрясать землю артобстрел. И каждый раз, как он это слышал, ему становилось не по себе от того, как они это произносили. Было ясно, что это была интонация нервозности и скрытой тревоги. «Интонация страха», — подумал он и невольно сам содрогнулся.
— Булавен! — обратился юноша к здоровяку. — Что такое Большой натиск?
Какое-то время варданец молчал, и обычно добродушное выражение на его физиономии сменилось вдруг кислой, унылой миной, похожей на ту, которая бывает у родителей, когда они понимают, что уже больше не могут скрывать от своего ребенка жестокую правду этого мира.
— Это очень плохая вещь, салажонок, — вымолвил наконец Булавен. — Это можно было бы назвать легендой, я полагаю… или мифом. Ну, знаешь, когда проповедники рассказывают нам в церкви о Судном дне, когда Император в конце времен снова сойдет со своего Трона и будет судить человечество за его грехи… Большой натиск — это что-то вроде…
— Что-то в духе народного предания, — вмешался в разговор стоящий рядом Учитель. — Большой натиск — это мифический апокалипсис, которого ожидает и боится каждый гвардеец в этом городе. Судный день, как выразился Булавен, когда орки решатся пойти на свой давно ожидаемый последний штурм и Брушерок наконец падет. Это наш ночной кошмар, салажонок. То самое, чего защитники этого города боятся больше всего на свете. И само по себе совсем неудивительно, что ты услышал об этом именно сейчас. Ведь для орков одновременно начать атаку в стольких секторах, да еще скоординировать свои действия с ударами артиллерии в высшей степени необычно. Необычно настолько, что и впрямь можно увидеть в этом предвестие чего-то более значительного.
— Большой натиск — это собачья чушь, салажонок! — решительно заявил Давир. — История, которую мамаши в этом городе рассказывают своим детишкам на ночь, чтобы те скорее уснули! Ничего больше! Выкинь это из головы!
Тут все они замолчали, но, вглядываясь в лица товарищей, Ларн увидел то же, что прежде почувствовал в шепоте тех, кто говорил о Большом натиске.
Он увидел страх.
И надо сказать, это его нисколько не обнадежило.
21:15 по центральному времени Брушерока
БУХГАЛТЕРСКИЙ УЧЕТ И ТРАГЕДИЯ ВОЙНЫ
