Позади были выдолблены траншеи и установлены дополнительные линии баррикад. Защитники отступят и перегруппируются, затем снова отступят. Вот и весь план. Пока дредноуты держались, а Волки продолжали сражаться, у них по-прежнему была надежда. У девушки оставалась вера. На фоне стольких лет цинизма это было прекрасное чувство.
Фрейя зашаталась, вскрикнув от боли.
Один из ее людей потянулся к ней, пытаясь подхватить. Еще одна задержка будет фатальной: никто из отделения не мог позволить себе ждать отставших.
И вдруг мир Фрейи закачался. На мгновение она подумала, что ее поразил лазерный луч, но затем поняла, что причина была иной. Как копье, пронзившее сердце, по телу пронеслась волна острой боли.
— Вставай, хускарл! — торопил ее солдат, с силой дергая за доспехи.
Фрейя едва слышала его. Единственным, что она видела, было мимолетное видение гиганта в бронзовом доспехе, шагавшего через огненные завесы и разрывавшего в клочья все в пределах досягаемости. Перед ним вдруг оказался человек, смертный, дерзко стоящий перед лицом самого ада. Он стоял между двумя волками, громадными, вырезанными из гранита. Хоть их морды оскалились в рыке, они были неподвижны и бессильны.
Видение исчезло, вернулись ярость и грохот битвы в Печати Борека.
— Отец! — закричала Фрейя, поняв, что сейчас увидела.
Оружие загремело о камни, выпав из ее задрожавших рук. Солдат сделал последнюю попытку оттащить девушку. Ее отряд отошел уже на много метров, отступая под сильным огнем.
— Мы должны идти! — заорал он.
— Он погиб! — Она задыхалась от неведомого прежде горя. Слезы кололи глаза, горячие и жгучие. — Всеотец милостивый, он погиб!
Тогда кэрл сдался, позволив девушке упасть на камни, и побежал к товарищам. Фрейя опустилась на землю, не обращая внимания на бойню вокруг. Впереди Волки сражались в последней битве с безжалостным врагом. Волна вражеской атаки приближалась. Скоро она захлестнет ее.
Но Фрейе было все равно. Она уже не обращала внимания на опасность. Ее мир раскололся, уничтоженный смертью человека, который дал ей все. Долгие дни изнеможения вдруг навалились разом, сокрушив ее боевой дух.
Он погиб.
И когда линия обороны у Печати Борека наконец была прорвана, Фрейя Морекборн, свирепая дочь и воин Фенриса, лежала на камнях, безразличная ко всему, кроме видения смерти.
Она оставалась там, пока на нее не упала тень. Тень одного из могучих воинов, что пришли в Этт лишь с одной целью — убивать. Когда монстр навел оружие, она даже не посмотрела в его сторону.
Магнус стоял в Клыктане. Его мантия была охвачена огнем, который медленно гас, как гасло и торжество. По громадному пространству все еще носилось эхо затихающей огненной бури, но орудийные вспышки исчезли. Пол был завален телами и расколотыми орудийными ящиками, частично скрывавшими льнущие к камням клубы рваного дыма. Изваяния Фреки и Гери были повалены и лежали в обломках.
По широкому пространству зала плотным строем двигались десантники-рубрикаты, готовясь к броску наверх. Стража Шпиля занималась разбором оставшихся укреплений и ремонтом самых серьезных повреждений лестницы. После ее падения верхние уровни Клыка были открыты.
Магнус знал, что нужно сделать. Он проберется на самую вершину и проложит огненный путь через содрогающуюся гору. И будет смотреть, как его сыновья громят остатки цитадели. Разрушение будет полным и непоправимым, достойным ответом на опустошение Тизки. К моменту их ухода Клык превратится в пустые, непригодные для жизни руины.
Но оставалось совершить одно важное дело в Клыктане, которое он предвкушал многие столетия.
Монстр подошел к гигантской статуе Русса.
Пришлось признать, что изваяние было очень похоже на оригинал. Неведомый ваятель идеально отобразил беспощадную энергию его генетического брата. Приблизившись к статуе, Магнус вытянулся и сравнялся с ней ростом. Они стояли лицом к лицу, как тогда, на Просперо. Примарх посмотрел в невидящие глаза своего старого врага и улыбнулся:
— Помнишь, что ты сказал мне тогда, брат?
Магнус говорил вслух, отчетливо и громко.
— Помнишь, что ты сказал мне, когда мы сражались перед пирамидой Фотепа? Помнишь ли те слова? Я помню и их, и твою гримасу. Только представь: Король Волков, чья ярость превратилась в скорбь. И все же ты выполнил долг до конца. Ты всегда делал то, о чем тебя просили. Такой верный. Такой упорный. Воистину, цепной пес Императора.
Улыбка сползла с его губ.
— Ты не испытывал удовольствия от того, что делал. Я знал это тогда и знаю сейчас. Но все меняется, брат мой. Я не такой, каким был, а ты… ну, не будем вспоминать, где ты сейчас.
Магнус вытянул руки, схватив статую за каменные плечи и вдавливая бронзовые пальцы в гранит.
— Поэтому не думай, что сейчас я испытываю те же чувства. Я получаю искреннее удовольствие. И мне будет приятно разрушить твой дом и убить твоих сыновей. В грядущие столетия это небольшое деяние будет вызывать у меня улыбку, послужит незначительным утешением за все зло, что ты причинил моему невинному народу во имя невежества.
Магнус потянул вверх, и гигантская статуя оторвалась от постамента, с треском сломавшись в лодыжках. Легко удерживая громадный вес, примарх повернул статую лицом вверх и поднял колено к выгнутой спине.
— Я так долго ждал этого, Король Волков. Этот момент и впрямь столь приятен, как я надеялся.
Одним яростным ударом Магнус переломил спину Русса о колено. Две половины статуи рухнули на камни, подняв густое облако пыли. Грохот падения отразился от высоких сводов Клыктана, угасая подобно рыданиям. Голова откатилась, по-прежнему застывшая в гневной гримасе.
Магнус замер, глядя на обломки статуи. Долгое время он не двигался. На лице играла дерзкая усмешка.
Но за триумфом осталась глубокая боль, мука от воспоминаний, которую, несомненно, распознал бы Ариман. Боль будет всегда. Рана от трагедии прошлого, от содеянного, которое нельзя вернуть.
Нет, с самоанализом пора заканчивать! Когда пыль осела, Магнус еще раз встряхнулся. Его сыновья с нетерпением ждут окончания штурма.
— Последний рывок, — промурлыкал он самому себе. — Самый тяжелый удар из всех.
Он ушел, уменьшаясь на ходу до своего обычного роста, но все же возвышаясь над самыми высокими из своих слуг. За ним шагали десантники-рубрикаты и выжившие колдуны. Многие погибли, но оставалось еще несколько сотен воинов, как всегда непреклонных и преданных. Они маршировали с обычной жуткой уверенностью, тяжело ступая вверх по склонам к транзитным шахтам.
