— Вставай, тварь! Встать!
Резкий треск электрического разряда достиг ушей Банника, проходившего очередной поворот серпантинной дороги. Группа рабочих стояла, склонив головы, а их надзиратель бил одного из них, рухнувшего на камнебетон.
— Встать!
Банник наблюдал, но зрелище на секунду скрылось за поездом вагонеток, с грохотом катившихся вверх по рельсам. Когда Банник снова увидел рабочих, надзиратель тыкал посохом в рабочего, лежавшего на полу, и каждый тычок сопровождался треском разряда. Банник уже повернулся, потеряв интерес и собираясь идти дальше, когда чья-то рука схватила его за предплечье.
— Это зрелище шокировало вас, лейтенант? — произнес голос прямо в его ухо.
Повернувшись, Банник увидел ветерана 23-го Парагонского полка, одного из трех Парагонских полков, переброшенных с Дентареса, к которым по пути добавились два новых полка, набранные на родине. Лицо ветерана было суровым. Банник насторожился: ветеран носил знаки различия миротворца — военной полиции Парагонских полков, и его глаза были полны враждебности.
Банник наморщил лоб.
— Почему это должно шокировать меня?
— Эти рабочие… они не могут говорить, не могут есть, большинство из них слепы, — сказал миротворец. — Их кастрируют, вы это знали? Разве это не вызывает у вас жалость?
— Сэр, — сказал Банник, выпрямляясь и разглаживая форму. — Не говорите мне, что я должен думать. Эти рабочие генетически нечисты, они не вполне люди. Что с того?
Лицо старого солдата стало еще более суровым.
— Пусть так, но скажите мне, «сэр», разве с чистокровными людьми обходятся лучше? Как насчет Парагона?
Банник качнул головой.
— На родине о рабочих заботятся согласно наставлениям Адептус Министорум. Бедным и потерявшим трудоспособность выдается милостыня.
— Вот как? Да неужели? — миротворец покивал головой, жестом, предполагавшим все что угодно кроме согласия. — Сколько раз вы спускались в ваши клановые цеха? Кто вы? Банник? Я узнал лицо. Вы думаете, ваши родственники дома обходятся со своими рабочими намного лучше? Моя семья много работала, пока из-за просроченного долга мой отец не попал в тюремные цеха нашего клана, а я в армию. Однажды я смог посетить отца. Только один раз, больше не успел. Та работа вскоре убила его. Им там приходилось немногим лучше, чем здесь, неважно, что болтают лорды кланов о парагонских добродетелях. Как вы думаете, что у нас на родине случается с такими как эти? Вспомните, видели вы когда-нибудь на Парагоне такого? — он указал на человека с крошечной, почти конической головой и глазами идиота. — Или такого? — еще один мутант, на этот раз с миниатюрными конечностями, растущими из грудной клетки и ногами, повернутыми назад. — Подумайте об этом. По крайней мере, здесь этим несчастным басдакам позволяют жить. А у нас таких даже не трудятся утопить, живьем бросают в мусоросжигатель. Вот так обстоят дела, сынок. Смирись с этим и оставь свое лицемерие. Парагон ничем не лучше.
— Я мог бы арестовать вас за это, — сказал Банник, слыша болезненный треск разрядов. — Даже для такой низкой твари, как этот мутант, этого должно быть уже достаточно, разве нет?
— Это я, как миротворец, имею полномочия тебя арестовать. Таковы действительные приказы-инструкции генерал-капитана, и уж конечно они поважнее всего, что ты сможешь сказать. Как думаешь, кому скорее поверят, избалованному мальчишке-аристократу или проверенному слуге Императора?
Надзиратель прекратил избивать рабочего. Присев, он бегло осмотрел лежавшего, потом достал кусачки из сумки на поясе и отрезал провода от воротника рабочего. Снова построив слепых рабов, надзиратель оттащил мертвого рабочего с дороги и сбросил в шахту. Вернувшись к своей команде, он трижды позвонил в колокольчик, и колонна продолжила путь.
— Ну, хочешь еще что-нибудь сказать?
Банник покачал головой.
— Вот и молодец, «сэр», — сказал миротворец. — Ладно, топай дальше и подумай над тем, что вы имеете, и как это вам достается, когда в следующий раз будешь тосковать по родине.
Банник прибыл в штаб 42-го полка на пять минут раньше, но адъютант полковника, невысокий суетливый гвардеец, сразу же пригласил его пройти к командиру.
Полковник Шолана был коренастым и смуглым, с пронзительно-желтыми глазами. Он происходил с планеты, о которой Банник никогда не слышал, и говорил с акцентом, от которого не мог избавиться. Шолана был переведен из своего первоначального подразделения и назначен командовать Парагонским 42-м бронетанковым полком — опытных парагонских офицеров осталось слишком мало после кампании на Дентаресе, чтобы обеспечить ими новые полки.
— Вольно, лейтенант. Проходите, садитесь, — Шолана указал смуглой рукой на стул перед своим рабочим столом. — Так лучше. Не выношу церемоний. Быть закупоренным в танке уже плохо и без того, чтобы все время вскакивать по стойке «смирно», особенно когда мы говорим как сейчас, неформально.
Банник ничего не сказал. Он слышал разное о «неформальных разговорах» Шоланы.
— Хотите выпить, лейтенант? — спросил Шолана.
— Нет, сэр.
— Что ж, возможно, действительно еще слишком рано, — полковник подозрительно посмотрел на графин со спиртным напитком на столе. — И, должен признаться, что, хотя многое в культуре Парагона нахожу просто восхитительным, этот… глайс?
— Глис, сэр, — поправил Банник.
— Глис. Да, глис. Он не вполне в моем вкусе. Слишком… густой, наверное, да. Я бы предпочел хороший амасек. И все же, — весело сказал полковник, — думаю, я в конце концов привыкну к нему, не так ли? Не хочу вас задерживать, Банник, и перейду сразу к делу. Вас переводят.
— Сэр?
— Полк сейчас не в лучшем виде. Мы потеряли половину личного состава и четверть парка боевой техники на Костовальских равнинах. Уцелевшие все еще подходят, но… — полковник поднял руки, — думаю, вы понимаете, это все строго конфиденциально.
Шолана развернул кресло от стола, бывшего когда-то собственностью управляющего очистительного завода. Здания завода были высокими, и из кабинета Шоланы открывался хороший обзор на заводские площадки, расчищенные, чтобы расположить на них парк боевой техники полка. Зеленое небо было чистым, защитные ставни на окнах открыты, демонстрируя вид на красно-серые пустыни Калидара, простиравшиеся далеко за пределами скопления зданий улья Модулус. Немного дальше большой участок пустыни был выровнен и превращен в посадочную площадку, заполненную десантными кораблями, челноками и грузовыми лихтерами.
— Я был солдатом много лет, Банник. Моральный дух. Вот в чем дело. Низкий моральный дух может уничтожить полк не хуже метко сброшенной вирусной бомбы, а в 42-м полку он упал ниже некуда. Это одна из причин, почему я дал согласие на этот перевод.
