— Было бы слишком хорошо надеяться на брак по любви, но с тобой я рассчитывала, по крайней мере, на выгодное партнерство. А теперь из-за своего позорного поведения ты должен заплатить большую компенсацию, альянс под угрозой и финансы обоих наших кланов пострадают. Тебе повезло, что я не разорвала соглашение. Мне нужно, чтобы клан Банник поддержал…
«Она прекрасна», подумал Банник, почувствовав нежность к ней, отчего сам удивился. Возможно, это действительно был бы хороший брак.
— Кейт, — прервал он ее. — Ты права. Я был бы только помехой для тебя.
— Что ты имеешь в виду под словами «был бы»?
— Кейт, прости… Слушай, я не знаю, как это сказать. Я разрываю брачный контракт, — Банник спешил все высказать, прежде чем она сможет прервать его. — Я завербовался в Гвардию, в один из двух новых полков. Я улетаю, как только закончится Долгая Зима. Это не из-за тебя, а из-за того дела… с дуэлью…
«Назови его имя», подумал он, «скажи, почему он бросил тебе вызов».
Но он не смог.
— Я не могу служить Императору здесь. Я доказал это, ты права. Я буду сражаться в Его битвах, и, если на то будет Его воля, послужу Ему своей кровью и плотью. Прости.
Кейталер изумленно открыла рот, потом закрыла. Ее лицо еще более посуровело.
— Я должен идти. Я виделся с матерью Тупариллио, со своей матерью и тетей, они знают. Я…
— Убирайся, — сказал она.
— Кейт, я…
— Убирайся! — закричала она. Схватив кубок, она швырнула его в Банника. Кубок пролетел мимо его головы, отколов алебастр со стены. Два телохранителя вошли в комнату.
Банник ушел.
Зимний день на улице казался таким же мрачным, как и дальнейшие перспективы.
Калидар IV, улей Модулус 3286397. М41
Баннику пришлось ждать еще несколько часов, прежде чем придет его провожатый; сложив вещи в сумку, он сидел у казарм 42-го Парагонского бронетанкового полка на скверно сделанном металлическом стуле. Банник нервничал, сам точно не зная почему: из-за предстоящей встречи с танком или с его командиром Кортейном. Он не хотел разочаровать ни того, ни другого. В детстве он часто представлял, что будет сражаться на борту сверхтяжелого танка, воображая себя героем вроде своего дяди, отправившегося на войну, когда Коларон был еще совсем маленьким. В зале клана стояла статуя — бюст человека, который, как сказал Баннику учитель, командовал сверхтяжелым танком — прославленного человека. Банник часто мечтал, что и он станет таким.
Этим человеком был Маркен Кортейн Ло Банник, почетный лейтенант — звание в парагонском стиле, ибо парагонцы, производя машины, особенно почитали их. Служить на борту «Гибельного Клинка» было великой честью для Банника, служить под командованием этого человека, которым он восхищался — еще большей честью, но Банник чувствовал, что не заслуживает этой чести, и поэтому сидел здесь со смесью страха и восхищения. Он бы посмеялся над таким капризом судьбы, если бы не был так взвинчен. Как бы ни увлекался он азартными играми и дуэлями, предполагалось, что он никогда не попадет на войну, и вот все-таки он здесь. Все благодаря Тупариллио. Мысли закружились в его голове, и он, ожидая провожатого, задумался о недавнем поражении на Костовальских равнинах и исчезновении своего сводного брата Каллигена.
Казармы были расположены в помещениях бывшего продуктового склада на пятом этаже под поверхностью, недалеко от госпиталя, где лечился Банник. Солдаты жаловались, что их поселили слишком далеко от их машин, но сейчас это была далеко не самая важная проблема, волновавшая Банника и многих его коллег. После боя в казармах нижних чинов осталось много пустых коек, опустело и много офицерских комнат.
Комната Каллигена тоже была пуста. Было трудно найти хоть кого-нибудь, кто бы знал, что случилось с ним — слишком много солдат и офицеров полка были убиты или ранены. Банник искал, пока не наткнулся на толпу солдат, собравшихся у списка потерь, приколотого на стене столовой. Протолкнувшись сквозь толпу, Банник стал проглядывать список, и увидел то, чего боялся.
«Каллиген, Лазло Ло Гратимер, 2098231, лейтенант, пропал без вести».
И это было все. Сколько Банник ни перечитывал список, больше о судьбе его сводного брата не сообщалось ничего.
Наконец он нашел младшего сержанта технической службы из взвода Каллигена. И он сообщил Баннику, что лишь два из трех танков, бывших под командованием Каллигена, смогли вернуться из боя, танк же самого Каллигена потерялся в песчаной буре. Последнее сержант слышал от спонсонного стрелка, единственного выжившего с трех танков Каллигена, и сейчас лечившегося в госпитале. Банник пытался выведать что-то еще, но больше сержанту было нечего сказать.
Пропасть без вести на Калидаре означало отсроченную смерть. Банник помрачнел. Сколько он себя помнил, Каллиген, принятый в его семью по межклановому обмену, был его лучшим другом. Клан Каллиген усыновил старшего брата Банника, а его семья в ответ приняла Каллигена. Темноглазый, толстощекий, болтливый, что очень раздражало учителей Банника и позже преподавателей в коллегиуме. Банник думал, что отец побьет его за нахальство, но Каллиген сумел как-то очаровать старика, который очень полюбил своего нового сына. Вспомнил Банник и о том, как вся бравада Каллигена исчезла в первую ночь, и он заплакал, тоскуя по своим родным. Потом они были как братья, и вот теперь он пропал…
Банник тихо взмолился Императору.
«Лучше бы Ты забрал меня вместо него. Он куда лучше меня, хоть и богохульник. Он не заслужил смерти».
И Банник подумал, что, хоть он и грешен, но Император слишком жестоко карает его. Он ожидал чувства горя, но горя не было. Он чувствовал странное оцепенение — больше усталость, чем что-либо еще. Эта черствость еще больше огорчила его. Калидар ожесточил его чувства.
«Смерть на войне — то, чего следует ожидать», сказал он себе. «Я воздам должную скорбь Каллигену, когда исполню свой долг».
Измученный Банник впал в полузабытье, еще осознавая, где он находится, слыша скрип дешевой мебели, разговор солдат, занятых уборкой, скрип пера, вписывавшего новые имена в список потерь на стене поблизости, когда какой-то адъютант вносил изменения в список убитых… а потом Банник заснул.
Чей-то ботинок толкнул его ногу, и Банник, вздрогнув, проснулся.
— Привет, — сказал человек, стоявший перед ним, невысокий и жилистый, с ухмылкой, которую можно было расценивать как «неуважение к старшему по званию». Он протягивал грязную руку. Банник пожал ее насколько мог твердо. Рука была скользкой от машинного масла. Обмундирование незнакомца было таким же грязным.
