Филипп Палмер
Ничейный космос
У меня чувство, будто я вместе с кораблем растворяюсь в пространстве. Мое судно мчится на околосветовой скорости, солнечный парус ловит порывы солнечного ветра, и тот несет нас вперед. Сенсоры следят за температурой и уровнем космической радиации, система калибрует ускорение, а мои глаза жадно всматриваются в игру спектра, на который распадается солнечный свет. Я перевожу взгляд на приборы, потом опять — на обзорный экран; вновь — на приборы… Чувствую, как нас подгоняют порывы солнечного ветра… нет, «солнечного ветра» повторилось три раза, сотрем. Пишем: потоки пульсирующих фотонов бьют в мои плавники, и солнце, желтый карлик, обжигает мне щеки
Лена, у нас гости.
и обнаженные руки, прижатые к подлокотникам кресла силой ускорения. Ах!!! Тлеющая рана в пространстве, желто-красный ожог, безумный сгусток фотонов — вот что такое звезда D43X. Это солнце, удаленное на четыре тысячи световых лет от центра галактики. Вокруг него вращаются одиннадцать планет. Дьявол, ну и громадина! Окружено поясом, астероидов, как Сатурн. Захваченные в плен гравитацией звезды, осколки небесных тел сверкают в безжалостном желтом свете. А я несусь им навстречу,
Лена, пора выходить.
рискуя кораблем, собственной жизнью — лечу к вращающимся с немыслимой скоростью астероидам, а в это время гравитация солнца, будто голодный рот, засасывает нас.
Я обрубаю связь.
а ты ни хрена не делаешь, чтобы…
Шучу, я ведь не смогу обрубить связь. Доступ к системе записи — у тебя. Расслабься, Лена, мне нужна твоя помощь.
Зато ты мне не нужен. Сам разбирайся. Не прерывай больше поток моих мыслей — они записываются в дневник
Я подредактирую.
Но это мое — мое видение, моя поэзия, неизбежный…
Лена, корабль, который к нам приближается, — он не зарегистрирован. Что, если это злодеи? Тогда — все, Лена. Прощу, помоги, я не справлюсь один. Помоги. Оборви запись, Лена, и вернись на мостик. Я боюсь.
Да разгребись уже сам как-нибудь. Ты же разумное существо!
— Следи за ее ходом.
— Огибает солнце.
— Вот это детка! Быстра-то как, обалдеть!
— Она у нас в руках.
— Выстрелим по ней из плазменной пушки, — говорю я. — Далеко, не попадем.
— Нет, продолжай, — говорит Джейми. — Кроши камень. Зажжем небо, чувак.
— Так и быть, крошите камень, — велю я.
— Есть, — говорит Гарри. — Бу-ум!
Астероид взрывается, и черную пустоту озаряет свет. Я веду корабль прямо в огонь; так больше никто не сумеет — провести судно сквозь облако пламени. Выйдя по другую сторону ревущего шара, замечаю яхту — она все так же плавно маневрирует между астероидами.
— Она не убегает?
— Не убегает, — говорит Брэндон.
— Тогда надо быть осторожней. Переходим в режим стелс, — говорю я.
— На нашем корабле этот режим не предусмотрен, кэп.
— Знаю. Я имел в виду, что лететь надо тише. Не орите тут.
— Есть, кэп. Будет исполнено, кэп.
— И камней больше не взрывайте.
— Но тот камень взорвали по вашему приказу, кэп.
Мой взгляд прикован к монитору. Членов команды узнаю по голосам: Брэндон разговаривает баритоном, проглатывая слоги; Роб — с акцентом жителя Юга Галактики; Аллия — мелодично, будто песню поет, Джейми лопочет, словно ребенок. Кэлен сидит в двигательном отсеке и общается с нами по рации. А вот Алби…
— Она с-сссейчас-ссе мечтает, кэп, — говорит Алби.
— Знаю.
— Ее-ссели подойти ближе… — Торпеды! В нас стреляют!
Бум, бу-ум! Мои руки порхают над пультом управления — увожу корабль из-под обстрела, а торпеды тем временем сбивает наша плазменная пушка. Лж-шш, пж-шш, пж-шш!.. Торпеды гибнут одна за другой. В открытом бою этой яхте нас не одолеть. Потенциала ей хватит, чтобы уничтожить боевой корабль, но мы-то побольше будем — мы мегабоевой корабль. Идти против нас — все равно что перед бульдозером шпагой размахивать.
Продолжаем увертываться от торпед, яхта не прекращает стрельбу. Наверное, она на автопилоте, вот только автопилоты сражаться-то не умеют.
— Почему она просто не скроется?
Яхту можно взять в плен, топлива хватит. А можно взорвать — запустим в нее водородные бомбы. Однако яхта — произведение искусства: солнечные паруса огромны, как маленькая планета, и при этом почти невесомы, толщиной всего несколько нанометров; двигатель на ионной тяге. По сравнению с навигационным компьютером яхты наша система управления — груда бесполезного лома. Пилоту яхты достаточно отдать мысленный приказ «Бежим!», но такого приказа он не отдает. Пилот не бежит.
— Может, на борту все мертвы? — говорю я. — Наверное, это корабль-призрак.
— Было бы славно, — отзывается Брэидон.
— Она обречена скитаться в эмпиреях. Навеки…
— Что значит «в эмпиреях»? — спрашивает Роб.
— Мы сейчас плывем в эмпиреях, н-на, — говорит Джейми.
— Вселенная, пространство. Можно космос назвать эмпиреями, — объясняю я.
— Так бы сразу и сказал, — обрывает Роб. — На хрена убивать мозг непонятными, ненужными словами?!
Яхта медленно разворачивается по широкой луге. Пилот, наконец, решает спасать судно. Двигатели включаются, солнечные паруса начинают мерцать — в мелкие ячейки своих сеток они ловят фотоны, каждый из которых, словно бесконечно малый порыв ветра, толкает судно. Фотоны попадают в ловушку темного состояния паруса, одного из искривленных измерений. А когда парус под их давлением начинает вибрировать, их выбрасывает обратно в наше пространство не искривленных трех измерений. Фотоны будто выстреливают в парус дротиками энергетических импульсов, и на несколько коротких секунд яхта разгоняется до 0,99 световой скорости. Временами — благодаря эффекту квантовой случайности — яхта движется сразу на двух скоростях: быстро и медленно.
Эти две скорости заставляют судно скакать — оно то пропадает, то вновь материализуется, покрывая километры пространства за время, которое лишь с огромной натяжкой можно назвать «чуть дольше, чем мгновение ока».
— Горящий мусор, раз, два, три…
— Четыре, пять, шесть…
— Семь, восемь, девять…
— Десять, одиннадцать, двенадцать…
Мы забрасываем кассетные бомбы с таймером — они ложатся точнехонько по курсу следования яхты. Она мерцает — скачок, — вновь материализуется. Взрыв — и парус яхты сминается; нарушен тончайший баланс.
