То есть, настоящим наемницам должно быть никак не меньше тридцати. Этой же было намного меньше.
— Жизнь не стоит трех тысяч золотом, Чиркаш, — бегло бросила неправильная хищница и довольно улыбнулась.
— Чего? — только и успел переспросить Адолат и почувствовал, как руки задрожали.
Девчонка не ответила. Быстро развернулась в сторону клиента и ускорила шаг, оставляя Адолата в раздумьях.
Тот почувствовал, как кровь застучала в висках. «Чиркаш», его местное прозвище. «Три тысячи золотом» — Деньги, отданные заказчиком. Они знают всё. Действительно, он жив только потому, что вписывается в чужие правила игры, и его предупредили, чтобы он их случайно не нарушил. Версия, кто перед ним только что был, у него появилась — бредовая, нереальная — но иной придумать не смог. Только бы он ошибался!
Девчонка поравнялась с клиентом. Тот одарил ее заинтересованным взглядом, но в нем было лишь обычное мужское любопытство — они не знакомы.
Через минуту он поравнялся и с ним. Адолат стоял и не мог понять, что от него требуется. Один неверный шаг, жест, и его пристрелят, но может его пристрелят за бездействие? Спасли рефлексы, привыкшие действовать без мысленного участия хозяина, по одним лишь установкам.
— Сеньор! — обратился он к клиенту на испанском, делая шаг вперед. — Вы не подскажете, где здесь магазин со снарягой?
Адолат нервно выбросил недокуренную сигарету, и этот жест не укрылся от клиента. Тот напрягся и посмотрел волком, но это было не боевое напряжение. Он чувствовал в Адолате угрозу, но был готов ее отразить, не страшился. Его взгляд как бы говорил: «Если попробуешь — пожалеешь!». Да, перед ним был зверь, такой же волк, как и он сам.
— Русский? — переспросил вдруг парень на русском. Точнее, русском с «имперским» акцентом, дома так не говорят. Адолат кивнул.
— Да. Как ты понял?
— Акцент. У тебя плохой испанский. — Парень пожал плечами.
Адолат почувствовал, как тает напряжение между ними. Хорошо. Но только между ними, но не между ним и снайперами, не надо забывать.
— У нас недолюбливают испанский… — Адолат натужно засмеялся. — Все вокруг только на русском говорят. Где ж его выучить?
— Бывает! — усмехнулся парень. — А сам откуда?
— Мирный. А ты?
Парень отчего-то засмущался.
— Местный я. Здесь родился. Но мать из под Самары.
— Понятно! — закивал Адолат.
Земляк. Почти. Все они тут земляки, если говорят на русском. Впрочем, никаких предубеждений по национальному признаку, когда дело касалось работы, он не имел. Земляк? Если надо, и земляка завалим, только платите! Но парень этого не понял и еще больше потеплел.
— Угостишь сигареткой?
Адолат протянул пачку.
— Конечно.
Тот вытащил сигарету и прикурил ее от дорогой серебряной зажигалки с гравировкой. Круто!
— А тебе какая снаряга нужна? Тут их много, магазинов. Самых разных.
— Да с пацанами решили в Тараску слетать, по вершинам полазить…
— Тараска… — Парень усмехнулся. — Губа не дура!
— А чего мелочиться? — оскалился Адолат. — Если горы — то самые сложные!
Парень согласно кивнул. Похоже, он разделял это мнение.
— Вот сюда повернешь, потом три квартала и налево. Там в переулке хороший магазин есть, ребята хвалили. Рай для альпинистов-профи. Только… — Он демонстративно задумался. — …Не похож ты на альпиниста. Смолишь, как паровоз… — кивнул он на пачку.
— А сам-то? — усмехнулся в ответ Адолат. — По виду — вроде спортсмен, а смолишь не меньше.
Парень вздохнул и трагично посмотрел на тлеющий кончик.
— Да, есть маленько. Ну, давай, земляк! Удачи в Тараске!
Он протянул руку. Адолат в этот момент аж вспотел, но отказываться жать руку нельзя. Медленно, очень осторожно, словно опасаясь, что его укусят, протянул свою ладонь. Что также не осталось незамеченным для парня, который лишь неопределенно хмыкнул.
— Увидимся еще?
— Не думаю. — Адолат отрицательно покачал головой. Он не знал, что ошибается.
Парень пошел дальше. Остановился у лотка, что-то набрал в виртуале и начал с кем-то разговаривать. Все это Адолат наблюдал, идя прямо по улице, в иконке заднего выхода. Вдруг неизвестно откуда снова оказавшаяся рядом шатенка окликнула его:
— Стой!
Он обернулся.
— Молодец, Чиркаш! — поздравила она. — Правильно решил. За это тебе поощрительный приз — даем тебе фору в две минуты, заслужил. Начинай бежать, время пошло!
После чего демонстративно подошла к обочине, к которой тут же подъехал серый «Мустанг». Люк поднялся и из него… Вылезла та самая длинноногая секси с красными волосами в том же самом прикиде и плотоядно улыбнулась. В одной руке она держала «Жало», которое протянула шатенке, в другой S-5, армейскую снайперскую винтовку.
— Время идет, сладенький! — стрельнула глазками шатенка и одарила его лучезарной улыбкой, после чего демонстративно отщелкнула магазин «Жала», проверяя гранулы для игл. — Лучше не стой!
Адолат кивнул и побежал. Уже на углу увидел близняшек, подошедших к машине, одна из которых доставала свое миниатюрное смертоносное оружие.
Он понял, кто это. Самая бредовая его идея оказалась реальностью. Но не понимал, почему именно они, ведь уж кому, но Короне дорогу он точно не переходил! Но размышлять об этом было некогда — нужно было очень… ОЧЕНЬ быстро бежать!
Судя по тому, что он слышал, эти девчонки обожают смертельные игры, вроде охоты на людей, и словами в таких вещах не бросаются. Две минуты — значит всего две минуты. Его огнестрел под спортивной курткой уверенности в себе не придавал, значит, вся надежда только на ноги.
Гребанный заказ!..
* * *
Сентябрь 2447, Форталеза, летняя резиденция венерианского королевского дома
— Заходи.
Хранительница посторонилась. Элитный взвод, «старая дева», из доверенных людей Леи. Интересно, чего они делают больше, охраняют или разгребают за ней мусор? То, что это девочки на побегушках, знают все, но это не простые побегушки, королевские, а значит и девочки особо доверенные. С хранительницами королевы не стоит ссориться или препираться, у них гораздо больше власти, чем кажется.
Лана вздохнула и направилась к кабинету. Ноги непроизвольно подкашивались.
— Одна, — для чего-то добавила хранительница, хотя девчонки не шелохнулись.
Правильно, одна. Одна накосячила — одна и отхватывай.
Лея приехала вечером, злющая, как сука. Попадаться ей под руку прямо сейчас… Верх самоубийства! Но ничего не поделаешь, волчонок выстрел сделал.
Люк гермозатвора перед ней бесшумно поднялся, а затем плавно опустился за спиной. Ее величество сидела на диване, гладя по волосам уткнувшуюся ей в грудь дочь. Лицо ее выглядело умиленным, но с некой грустью. Было видно, что внутри нее только что полыхала буря, и смогла она ее всего лишь притушить, переключившись на дела семейные. Что ж произошло там, что разборы полетов дочурки ее успокаивают?
