– И весьма компетентные люди иной раз такое вещи говорили! Я как-то читал, что Эдисон – представляете, сам Эдисон! – высказался очень неодобрительно о перспективах коммерческого использования авиации. Он в них не верил! И это – в начале двадцатого века! А лет через тридцать эту самую авиацию экономически использовали и в хвост и в гриву. Вот… А моя газета о таких вещах и старается писать: когда современники не признают, а гипотеза или разработка выглядят очень заманчиво. Поэтому, кто знает, какая судьба эти работы ждёт?
Александр подумал, что учёный, возможно, обидится на столь прозрачный упрёк в косности мышления, начнёт спорить и доказывать обратное, но доктор наук, продолжая снисходительно улыбаться, только покивал:
– Кто же спорит, в истории научных открытий бывало много курьёзных моментов. В данном случае я высказываю личное мнение, нимало не претендуя на его абсолютность. Дай бог, чтобы эта работа стала одной из ступенек, по которым человечество зашагает в космос. Но до этого ещё очень и очень далеко. Скрыто в туманных далях будущего, так сказать!
– Ну и прекрасно, – вполне искренне заметил Александр. – Я хотел спросить, а не остались у Леонида Дробича ещё какие-то работы, которые могли бы быть интересны для моей статьи?
Культяев пожал плечами и ответил, что последние два года перед смертью Леонид Дробич работал совершенно в иной области, в сфере физических методов контроля окружающей среды.
– Работа по гипотезе структуры пространства у него была весьма давнишняя, – сообщил Изяслав Елизарович, задумчиво поправляя прядь-парик на голове. – А посоветовал Лёне выставить её в Интернете именно я. А то вы подумаете, что я зажимаю гипотезы, с которыми не согласен! Да, забавная работка, вызывает споры. Такие труды работают на популярность учёного, хотя часто и не вполне продуманны.
У Быкова отлегло от души: этот доктор наук не замаскированный агент камалов. Хотя факт, что Дробич выставил работу в Интернете с подачи Культяева, надо проверить.
– Ну а всё-таки, – повторил Быков, – у вас не сохранилось других работ Леонида в данной области? Мы могли бы сделать им рекламу.
Культяев немного подумал и покачал головой:
– Я уже сказал, что последние годы Лёня работал в другой сфере. Он немного сломался, знаете ли. Вообще был натурой ранимой и чувствительной. Некоторые коллеги три года назад осмеяли его «гипотезу». А тут и его несчастная любовь: девушка, за которой он долго ухаживал, ему окончательно отказала: вышла замуж за другого. Лёня запил – такая слабинка у него имелась. И на работе после этого он ничего старого не держал, как бы похоронил прошлое, что ли. Я бы порекомендовал вам поговорить с его мамой, возможно, дома что-то осталось. Мама у него очень приятная женщина, – в этом месте Культяев сделал мимолётную паузу, которая не укрылась от внимания Александра, заставив удивиться: чем может быть это вызвано? – Конечно, у неё сейчас горе, но вы же действуете в интересах памяти Леонида, верно? Думаю, она вам посодействует.
Быков кивнул:
– Значит, она сейчас здесь, в городе?
– Конечно, – подтвердил учёный, – Дробич Марина Михайловна, она же в нашей системе работает. Специалист по кадрам, эйч-эр, хьюман рисосес, как сейчас говорят. Вы только с ней поделикатнее, пожалуйста! А женщина она очень, хм, приятная.
Александр понимающе выставил перед собой ладони:
– Разумеется, я понимаю. Я буду вести разговор о сборе материала для статьи, или, может быть, даже цикла статей в память талантливого физика.
– Вам телефон её дать?..
И, услышав, что у «корреспондента» уже имеется домашний телефон Дробичей, Культяев дал ещё и рабочий и мобильный номера Марины Михайловны.
– Вы, пожалуйста, сделайте хорошую статью о Лёне, он того заслуживает, – сказал учёный, пожимая на прощание руку лже-корреспонденту, и Александр почувствовал лёгкий укол совести: ведь никаких статей он писать не собирался.
«Собственно, а почему бы и нет?» – подумал он. – «Написать я, пожалуй, смогу – набил руку за последнее время на отчётах. И материала, скорее всего, будет достаточно. А Виктор Францевич поможет разместить статью в каком-нибудь приличном издании».
* * *
Для начала он позвонил матери Леонида Дробича по рабочему номеру, представившись по легенде, как и Культяеву, московским журналистом. Быкова удивил необыкновенно молодой голос – другого слова он не мог подобрать, заранее представляя себе пожилую женщину, мать тридцатипятилетнего сына. Марина Михайловна спокойно выслушала «московского журналиста» и не отказала во встрече. Более того, тепло поблагодарила за стремление сохранить память о сыне и обещала всяческое содействие.
Быков условился о встрече через час после окончании работы, и поскольку оставалось в запасе почти три часа, начал убивать время.
Он покатался по Академгородку, нарвался на штраф за неправильное перестроение из ряда в ряд на проспекте Академика Лаврентьева, и пообедал в ресторане гостиницы «Золотая долина», подумав мимоходом, что стоило остановиться здесь, а не в «Новосибирске».
Когда Быков нажал кнопку звонка, Марина Михайловна открыла дверь очень быстро – не так, словно стояла за ней, но будто находилась не далее, чем шагах в пяти.
Быков увидел женщину и обалдел: сказать, что она могла иметь тридцатипятилетнего сына, было очень и очень затруднительно. Копна каштановых волос с несколькими мелированными прядками обрамляла моложавое, нет, молодое лицо без признаков возрастных морщин. Конечно, морщинки имелись, но вполне уместные, и даже привлекательные, какими казались когда-то Быкову морщинки в уголках рта его первой учительницы английского языка (ах, как Александру хотелось когда-то поцеловать эти морщинки и сочные спелые губы!). Ясные зеленовато-карие глаза смотрели уверенно и открыто.
На женщине, мягко обволакивая фигуру, лежало простое домашнее платьице, оставляющее, однако, возможность видеть все достоинства, коим позавидовали бы многие молодые девчонки: совсем не отвислая грудь, чёткая талия, переходящая в крутые бёдра, стройные крепкие ноги.
«Ну и ну!» – присвистнул про себя Быков.
Нет, разумеется, никто бы не сказал, что этой женщине двадцать лет. Но это был именно тот случай, о котором в одном кинофильме, название которого Александр не запомнил, герой актёра Хью Гранта сказал, что в пожилых женщинах есть нечто от выдержанного вина: букет, аромат и длительное послевкусие, волнующее кровь и будоражащее воображение. Быков с этим соглашался, хотя встречается подобное нечасто: возраст никого не красит.
Быкова уколола мысль, что он на ответственном задании и нельзя расслабляться и пялить глаза на первую же симпатичную, но явно возрастную задницу.
