открытом космосе уже гораздо реже.
Наконец настал решающий момент. Мы начали описывать вокруг звезды длинную сужающуюся спираль, которая должна была вывести нас на орбиту Тельбира, но в квадратуре по отношению к этой планете. Климат Земли, таким образом, должен был стать чуть более теплым, чем в то время, когда она вертелась вокруг нашего старого Солнца. Венера сделалась бы внутренней планетой, но с более умеренным климатом. Вычисление этих орбит стало для наших астрономов настоящим кошмаром: необходимо было точно рассчитать момент перехода через орбиту Тельбира, чтобы не вызвать там катастрофических возмущений и не нарушить равновесия всей системы. Если разумная жизнь здесь когда-нибудь исчезнет, астрономы с далеких звезд будут долго ломать себе головы, пытаясь объяснить, почему две планеты, вращающиеся вокруг Белюля, не подчиняются классическому закону расстояний!
Первый удар мы нанесли по маленькой, затерянной в горах деревне. Три наших космолета ночью проскользнули туда, пока основные силы флота производили отвлекающий маневр над столицей, оттягивая на себя последние тельбирийские боевые корабли. После того как деревня подверглась мнемоническому излучению, все три звездолета с экипажами из тельбирийцев опустились на поверхность. Всего несколько минут – и деревня стала нашей. Все находившиеся в ней р’хнех’еры погибли, причем не самым приятным образом, так как в этой деревушке располагалась одна из боен, на которых разделывали людей, – до того дня я отказывался верить в такое!
Опыт полностью удался, и мы постарались этим воспользоваться. Той же ночью произошла целая серия нападений – если так можно выразиться – на деревушки, небольшие городки и прочие населенные пункты. Другие наши космолеты проносились над крупными городами, наугад прочерчивая борозды мнемоническими прожекторами, и города тотчас же превращались в очаги восстаний.
Сопротивление р’хнех’еров было сломлено довольно скоро. Не слишком многочисленные, они привыкли вести праздную жизнь и во всех технических вопросах полагаться на людей, а главное, не могли подчинить своей воле тех, кого высвободил из-под их ига мнемонический луч. Месяц спустя все было кончено, и, если не считать нескольких трагических эпизодов, победа, в общем, досталась нам малой ценой. Еще через два месяца мы принимали на Земле посланников тельбирийского правительства, явившихся, чтобы предложить нам союз.
Из р’хнех’еров уцелели лишь немногие. Мнемоническое излучение, пробуждавшее память у людей, на них не действовало, поэтому они до самого конца не поняли, каким оружием были биты. Всего их осталось тысяч двадцать, и нам с трудом удалось спасти их от праведного гнева людей Тельбира. В конечном счете р’хнех’еры были высланы на одну из внешних планет, где им дали возможность строить, пусть и под строгим надзором, собственную цивилизацию – а уж насколько они на это способны, должно было показать время.
Земля и Венера приближались к Белюлю, который все уже называли Солнцем. Однажды, из любопытства наведя телескоп на Венеру, я увидел, что диск начинает становиться расплывчатым. Возрождалась атмосфера. Вместе с Ренией мы поднялись в мой застекленный кабинет во внешнем Хури-Хольдэ, – кабинет, в котором я не был, казалось, целую вечность. Грубо обтесанный кремень по-прежнему лежал на моем столе. Из окна мы увидели все тот же пустынный пейзаж: городские сооружения, покрытые снегом и затвердевшими газами. Венера, которой предстояло выйти на более близкую к Солнцу орбиту, обогнала нас, и на ней уже было теплее, чем на Земле.
Мы поднимались в мой «фонарь» сначала раз в неделю, потом – каждый день. Как-то раз мы очутились там на заре, когда Солнце, еще такое далекое, только вставало над горизонтом. Когда его косые лучи коснулись массы замерзшего воздуха, мне показалось, что поднялась легкая дымка. Но ничто больше не шевельнулось, и я спустился в свою подземную лабораторию, оставив наверху Рению и Ареля.
Рения вызвала меня незадолго до девяти часов:
– Хорк, скорее поднимайся! Начинается!
Я мог бы, не отрываясь от дел, увидеть все на своем экране, но что-то в глубине души говорило, что простого изображения мне будет мало. Я хотел видеть начало возрождения моей планеты собственными глазами!
На крышах, напротив нас, толстые слои замерзшего воздуха начинали закипать, шевелиться, сползать и неслышно обрушиваться в ущелья улиц. Уже существовало некое подобие атмосферы, бесконечно разреженной и почти неуловимой. По мере того как Солнце перемещалось к зениту, кипение воздуха усиливалось, и вскоре над городом поднялся густой туман. Временами конвективные потоки, очень сильные в этой разреженной атмосфере с огромными температурными перепадами, рассеивали туман, и я видел вдалеке башни города, словно окутанные рваной серой вуалью. С крыш время от времени низвергались каскады жидкого воздуха, которые, впрочем, так и не достигали уровня улиц, на лету превращаясь в газ.
На следующий день барометры показали давление, равное одной десятой нормального. За следующие несколько дней давление это быстро выросло, так что атмосфера полностью восстановилась задолго до того, как Земля вышла на свою окончательную орбиту.
Но замерзшие моря и океаны таяли гораздо медленнее, и Земля еще долгие годы оставалась ледяной планетой. Великая весна сопровождалась множеством маленьких катастроф; почва, как и полагается, оттаивала сверху, и это приводило к многочисленным оползням на склонах, порой уносившим вниз огромные массы земли и камней. Поверхность планеты превратилась в сплошное болото. Океаны тоже оттаивали сверху, в результате чего то и дело всплывали громадные блоки менее плотного льда, вызывавшие небольшие приливы.
Но все это казалось нам пустяками. После стольких лет тяжелых испытаний мы наконец-то обрели надежную гавань и благополучно разрешили конфликт с Тельбиром. Я затем несколько раз бывал на этой прекрасной планете. Освобожденные от паразитов-р’хнех’еров, тельбирийцы делали большие успехи, и мы помогали им, насколько это было в наших силах.
Как только кризис закончился, я сложил свои обязанности верховного координатора и вместе с Кельбиком вошел в Совет властителей. И в первый же день 4629 года, представ перед Советом, в котором председательствовал Хани, я официально объявил народам Земли и Венеры, что эра Великих Сумерек завершилась.
Но оставалось еще немало нерешенных проблем. Например, мы хотели и далее поддерживать теплые отношения с народом Кириоса Милонаса. Обнаружение р’хнех’еров вкупе с имевшим место много веков назад вторжением драмов свидетельствовали о том, что мы не одни в этой Вселенной. Да и потом, возможно, где-то, в сиянии славы их юной цивилизации… или же в позоре рабства, нас ожидали потомки экипажей пропавших звездолетов.
Вот почему, присоединившись к Кельбику и его команде, я решил посвятить себя исследованию проблем гиперпространственных передвижений и временны́х скачков. Между нами не было никакого соперничества. Кельбик возглавлял лабораторию с того самого момента, когда я вынужден был ее оставить, и дальше вел работу уже самостоятельно. Я же по возвращении получил возможность ознакомиться с тем,
