– Мертвые? – Александр Грабовский непонимающе поглядел на сына. – О чем это ты? Какие мертвые?
– Что вы… – Марк запнулся. – Что «Архангел» делает в «Черной зоне»? Зачем все это нужно?
– «Черная зона»… Она граничит с Солнечной системой. Там находились наши первые колонии… Там был Фрейзер… Они напали… Они уничтожили…
Александр Грабовский прервался на полуслове, весь сжался, скорчился, словно от лютого холода. Губы его затряслись и прошептали всего одну фразу:
– Марк, он возвращается.
Лейтенант мог не переспрашивать. Он понял, что происходит. В мозгу «головореза» стала вновь нарастать жалящая пекущая боль. Морунг приходил в себя, оживал, восстанавливал свой неведомо почему утраченный контакт с мозгом носителя. Носителя! Марк ужаснулся этому холодному, бесчеловечному слову. Ведь носителем был не кто-нибудь, а его родной отец.
– Марк, убей…
Стон вырвался из груди Габовского-старшего. Отец еще держался, но делал он это из последних сил.
– Убей меня, сынок, скорее. Освободи меня и освободись сам. – Старик, подобно слепцу, шарил рукой рядом с собой. – Пистолет… он где-то здесь. Быстрее, сын. Я больше не могу…
Худая жилистая рука все-таки нащупала оружие. Отец схватил его за длинный, прикрученный к стволу глушитель и стал размахивать пистолетом, словно детским флажком на палочке. Тело уже не слушалось его, и это судорожное биение было все, на что старик оказался способен.
– Помоги мне, Марк… помоги… избавь…
Эти наполненные болью слова заставили Марка схватиться за пистолет. Правой рукой он стиснул рукоятку, а левая ладонь накрыла руку отца, ту самую, что все еще крепко сжимала глушитель оружия. Она была холодная, будто у покойника, и этот холод, приумножаясь и разрастаясь, переползал в тело лейтенанта.
Александр Грабовский уже не мог говорить. Он просто в последний раз взглянул на сына и потянул пистолет на себя. Когда глушитель уперся ему в лоб, старик устало закрыл глаза. Пли! Марк понял эту команду. Со страшным, сотрясающим всю вселенную воплем он надавил на спусковой крючок.
Грохот выстрелов не смог заглушить этот крик. Раскаленным огненным шквалом он промчался сквозь сознание Великого Мастера, оставляя после себя страшный обугленный ожог.
– Тихо всем! – Строгов замер, предупреждающе подняв руку.
Приказ был однозначен и требовал немедленного, неукоснительного исполнения. И все же после него в туннеле прозвучало несколько коротких очередей. Микульский поглядел на командира, с сожалением пожал плечами и виновато пробормотал:
– Ждать было нельзя. Оживают, гады.
Отчитавшись за проступок, разведчик с кротким раскаивающимся видом стал вытирать свои забрызганные кровью космические ботинки об униформу ближайшего из трупов.
– Что ты услышал? – Луиза бросилась к Николаю.
– Ты тоже это почувствовала?
– Кто-то кричал.
– Да, и этот голос… Мне показалось… Я не могу сказать точно…
Мастер сосредоточился, собрал в кулак все свои силы и отправил в пространство самый громкий клич, на который был только способен:
– Марк, ответь! Грабовский, это я, Николай.
Сам того не замечая, Строгов прогорланил свой призыв вслух, от чего все «головорезы» вмиг замерли и ошалело уставились на своего командира.
«Ник… Это ты, Ник?» – Откуда-то из невообразимой дали, словно с другого конца Галактики, пришел ответ.
– Марк, ты живой?! – вскричал обеспокоенный Николай. – Что с тобой? Ты ранен?
«Я только что своими собственными руками убил отца».
– Что?! – Ответ Мастера прозвучал как стон. Услышав его, корсиканцы бросились к Николаю. В их глазах горело беспокойство и тысячи вопросов.
«Они превратили его в оборотня, и я… я не мог… – Строгов почувствовал, что Марк захлебывается от слез. – Ник, он все еще лежит у меня на руках. Мертвый. С дыркой во лбу. И это сделал я… Я, дьявол меня забери!»
Строгов был ошеломлен и подавлен. Он понимал и разделял боль Марка. А впрочем, какой там понимал! Разве кто-нибудь может понять, может представить те адские муки, которые терзают сейчас душу его друга? Убить собственного отца! Это страшно, очень страшно. Такого не пожелаешь никому, даже лютому врагу.
Слово «враг» заставило Мастера встрепенуться, разорвал оковы охватившей его слабости. Они на вражеской территории, и Марк, кстати, тоже. Он погибнет, превратится в такой же труп, как и его отец, если немедленно не начнет действовать. Строгов понял, что должен помочь другу, выдернуть его из смертельно опасного оцепенения, в котором тот словно неподвижная мишень в тире. Только вот для этого потребуется гораздо большее, чем увещевания, призывы и приказы, для этого придется отыскать особые, ни на что не похожие слова.
– Марк, они разгромили базовый лагерь. У них Дэя, понимаешь, Марк, у них твоя Дэя! И ей конец, если ты не поторопишься.
Несколько бесконечных томительных секунд Строгов наблюдал за тем, как серая безжизненная энергия его друга светлела. Затем она стала розоветь, краснеть, багроветь, разгораясь свирепым хищным огнем.
«Где она? Ник, найди ее». Когда Грабовский заговорил вновь, Николай даже испугался, не перестарался ли он. Голос Марка звенел, как закаленная отточенная сталь.
– Сложно, Марк. Очень сложно, – Мастер напрягся изо всех сил. – Есть какой-то всплеск, похожий на Дэю. Примерно сто метров ниже твоего уровня. Но я не уверен. Там что-то не так. Там что-то крадет, словно пожирает, энергию…
Строгов не договорил. В ответ ему послышалось лишь короткое: «Я пошел», и Грабовский сразу прервал контакт.
– Что, живой наш отпрыск миллионера? – Огюст Моришаль спросил сразу же, как только Мастер повернулся к своим людям.
– Он уже сирота, – Николай с силой сжал рукоятку своего оружия.
– Ну, мы примерно так и поняли. – Капитан переглянулся с солдатами. – Пошел мстить?
– Пошел, – Мастер уставился в пространство перед собой, как будто и впрямь наблюдал за Марком, сеющим сейчас ужас и смерть где-то в бетонных переходах верхних уровней.
– Плохо, – капитан горестно покачал головой. – Нарвется он там в одиночку. Ты бы лучше его к нам позвал.
– Он за своей любимой пошел, – вмешалась в разговор Луиза. – Как вы, Огюст, этого не понимаете?
– А кроме того, далековато он от нас, – поддержал Луизу Великий Мастер. – Марк наверху, в наружных строениях станции, а мы черт-те где, почти на противоположном ее конце.
– И неизвестно, как мы отсюда выберемся, – напомнил Шредер. – Тут десятки ходов, сотни, если не тысячи дверей. Куда идти? И сканировать не получится. Шлемы-то наши погорели. Как простые лампочки, на хрен. Бах… и нету их больше.
