Шан никогда не умела скорбеть при тяжелой утрате. Скорбь — умение профессиональное, точно так же как психологические приемы для того, чтобы как можно мягче сообщать плохие новости следующему в роду.
Первый раз она попробовала, когда еще была полицейским-стажером. Было ужасно. Она вспомнила недоверчивое лицо жены, которая только что отправила своего мужа на работу на монорельсовую дорогу, не думая о том, что видит его в последний раз. Но с каждым разом сообщать плохие новости становилось все легче и легче. В конце концов она стала вестником плохих новостей — столь же отстраненным, как актер, читающий роль. Не стоило скорбеть вместе с понесшими утрату, потому что истинная скорбь пожирала вашу душу, а гнев породил бы ошибки во время следствия. Отключить все чувства — единственная разумная практика.
Даже если это была вторая смерть за год в ее маленьком мире. Смерть ребенка. Вначале подтвердилось, что люди и вес'харидут по пути конфронтации. Потом начался межличностный конфликт, пусть даже Линдсей так никогда и не поймет его причину.
— Я и сама смогу это сделать, — объявила Шан.
— А я не могу пойти на такой риск, — возразил Арас. — Ты должна была остаться на Вес'едже.
— Я не могу бросить ее вот так, без объяснений. Подожди здесь.
Шан нашла Линдсей в столовой. Командор выглядела ужасно, и тем не менее она работала — проводила инвентаризацию. Не отвлекаясь, она пристально изучала данные на экране, покоящемся у нее на коленях, помечая пером отдельные пункты и ожидая подтверждения базы данных.
— Лин, — позвала Шан. Линдсей оторвала взгляд от экрана. — Да?
— Мне очень жаль.
— Все в порядке. Я пришла в себя. Крис поставила меня на ноги. Я не собираюсь хандрить.
— Если я могу что-то сделать…
— Ты не можешь творить чудеса. Но все равно спасибо.
— А как насчет того, чтобы немного отдохнуть?
— Это — последняя вещь, в которой я сейчас нуждаюсь. На этой неделе мы должны возвратиться на «Фетиду». Забавно, не правда ли? Назад, туда, откуда все началось, словно ничего и не случилось.
Шан задумалась, а стоит ли говорить Линдсей, что она пришла сюда специально, чтобы поговорить с ней. Но сама идея не прельщала ее. Как могла она успокоить Линдсей после того, как ничего не предприняла, позволив случиться худшему? Шан не могла понять, правильно или неправильно она поступает, но чувствовала, что скорее всего не сможет справиться с ответственностью, возложенной на нее.
«Вы никогда не должны скорбеть вместе с понесшими утрату. Иначе потом вы не сможете использовать никого из них», — имел обыкновение повторять ее старый сержант. Еще в СиДиЗОке она приняла решение относиться к смерти как истинный чиновник, находясь на безопасном расстоянии от скорбящих и их эмоций. Точно так же она собиралась вести себя и в дальнейшем.
— Лин, я решила остаться.
— И когда же ты собираешься вернуться?
— Я остаюсь навсегда.
Лин казалась равнодушной. Точно так же она выглядела, когда Хагель сообщила ей о несчастье.
— Не могу сказать, что в чем-то обвиняю вас. Окурт настоятельно советовал мне поговорить с тобой.
— И если бы этого не случилось, у тебя было бы одной проблемой меньше. Я теперь работаю на правительство вес'хар.
— Что?
— Не спрашивай почему, и если тебя спросят, скажи, что не видела меня.
Шан объяснила, что она могла потерять кого-то, кого считала близким другом, в силу сложившихся обстоятельств, а посему решила, что будет лучше уйти прямо сейчас.
Неожиданно Лин посмотрела ей прямо в глаза.
— Я хочу, чтобы Дэвид был похоронен здесь. Ты знаешь Джоша лучше всех. Спросишь у него?
— Конечно. — «Лицемерка, лицемерка, лицемерка». — Уверена, проблем не будет.
— Шан, я говорю о похоронах, а не об укутывании в скальный бархат.
— Я обещаю.
Шан хотелось спросить почему. Но на самом деле ответ Лин значения не имел. Она побрела по коридору назад, к своей каюте, и открыла свой шкафчик. Она вытащила пиджак от формы, встряхнула пылинку с плеча и расстегнула темно-синий саквояж. Когда она сдвинула его с места, что-то внутри зашуршало.
Семена. Конечно. Шан открыла запечатанный пакет семян томатов, которые контрабандой собиралась привезти на Землю. Нет. Ей так никогда и не суждено будет вырастить их. Еще одна ниточка, связывавшая ее с миром, который ей придется оставить. Однако теперь она сможет воплотить в жизнь хотя бы часть своих грез, даже если никогда не сможет пойти на попятный.
Ей вновь пришлось сделать усилие, чтобы оставаться отстраненной. Сейчас у нее появилась работа, достойная СиДиЗОка, и она станет выполнять ее. Даже если СиДиЗОк больше не существовал на Земле, он остался здесь, в ней.
Шан собрала семена, прикидывая, где бы она могла привить их. И тут, перебирая семена, она впервые почувствовала, что ее застали врасплох. А виной тому были ее собственные руки.
Суперинтендант могла поклясться, что ногти у нее на руках начали превращаться в когти.
Арас гордился своими навыками в работе со стеклом. Стекло необходимо, и не существовало никакой причины для того, чтобы не делать его хорошо. Все свое искусство Арас вложил в надгробный камень Дэвида Невилла. Он украсил памятник фрагментами розового и золотого стекла, использовав лучшие куски для мозаики. Джош сказал, что цветы были подобраны соответствующе.
Обычно мастерские были полны колонистов, что-то ремонтирующих и переделывающих, но в этот раз все тихо и дипломатично покинули помещения, оставив Араса наедине с его задачей. Вес'хар был доволен этим. Независимо от количества смертей, которые пришлось повидать ему, он так и не научился равнодушно относиться к тяжелым утратам. Он просто стал большим специалистом в этой области, знал, когда боль достигнет пика и через какое время угаснет.
Но в этот раз все получилось по-другому. Внутри него зародилось иное чувство. Он долго крутил в руках резец, пытаясь мысленно сформулировать мысль.
Вновь это была его вина.
Теперь он оценивал себя с точки зрения гефес — людей, которые не стали бы отказываться от использования с'наатат, лишь бы младенец остался жив. Он ведь сделал то, что сделали бы они. В определенный момент он по собственному желанию бросил вызов естественному порядку вещей. А Шан не сделала этого. И Арас очень хотел знать почему.
Он закончил панно только с первыми утренними лучами, а потом отнес надгробный камень на край периметра Константина, где Джош уже выкопал глубокую яму, оставив выемку для надгробного камня. Все точно как он запланировал. Атеперь Арас стоял позади и скорее созерцал свое творение, а не восхищался им. В ясные дни лучи солнца просеивались бы сквозь надгробную плиту, как через панно в церкви, и отбрасывали бы разноцветные солнечные зайчики на могилу. Настоящие цветы были лишь жалкой заменой этого светового представления.
