Через несколько минут на площади собрались поселенцы, включая детей. Не было только Ли и Анны, отправившихся с утра на рыбалку вниз по реке, и Эла Вагнера, матроса с «Викинга», лежавшего в мужском модуле с высокой температурой.
Оглядев соплеменников, Силке вышла на середину пустыря, к столбу.
– Друзья! – провозгласила она. – Все мы с вами неустанно служим Возрождению. Нам нелегко, но легкой жизни нам никто и не обещал. Мы знаем, что ради Терры мы должны отринуть свои желания, свои страсти, свою гордость. И все мы так поступаем. Но вот нашелся человек, – Шульц повысила голос, – который решил, что для него наши правила не писаны. Который решил, что его эгоизм важнее Терры. Этот человек наплевал на нас, на наши решения и законы. Решил, что он особенный, что ему все позволено. Вот этот человек!
Под эти слова Бруно вытолкнул в центр Петру.
– Я пыталась действовать убеждением, – продолжала между тем Шульц. – Но приходит момент, когда слова перестают работать. Тогда приходит время употребить власть. Перед вами позорный столб. Петра Лопес, именем Терры я приговариваю тебя к суткам у позорного столба! Привести приговор в исполнение!
По всей видимости, процедура наказания была разработана заранее. Вацек подвел Петру к столбу, завел за него ее руки и связал их веревкой. После этого, надрезав ножом, он рывком сорвал с девушки одежду. Клочья материи упали к ее ногам.
Толпа ахнула.
– Запрещается давать приговоренной еду и питье, – объявила Силке. – Запрещается разговаривать с приговоренной. Запрещается укрывать ее от солнца и дождя.
Шульц замолчала, обводя взглядом собравшихся.
– На этом все, – произнесла она затем. – Все могут расходиться.
Вечером через два дня, едва почувствовав в себе силы подняться с кровати, Петра взяла со стеллажа рюкзак, положила в него спички, рыболовные крючки, моток лески, сухой паек, оставшийся у нее еще с катера, кружку, фонарик, кое-что из одежды, бросила сверху фотографию их пятерки и, как только стемнело, покинула поселок. Оружия у нее не нашлось, но она прихватила с собой топорик и забытый кем-то в столовой перочинный нож. Сил особо таиться у Лопес не было, но как раз подошло время ужина, и на пути ей не встретилось ни души.
Двигаясь вдоль берега реки, Петра пересекла поляну и углубилась в лес. Не разбирая дороги, она шагала среди деревьев. Распростертые ветви цепляли ее за руки и за лямки рюкзака, норовя сбросить его на землю, острые колючки рвали одежду, царапали кожу на кистях и на лице, толстые корни заставляли то и дело спотыкаться. Однако Лопес поднималась и упрямо шла вперед. Единственной ее мыслью было не потерять из виду лунную дорожку на широкой глади реки, проглядывающую между стволов.
Не замечая ничего, кроме этого мерцающего серебристого отблеска, она шла так почти до рассвета, когда, споткнувшись в очередной раз, поняла, что сил, чтобы вновь встать на ноги, нет. Закрыв глаза, она осталась лежать – в той же позе, в какой коснулась земли. Это был не сон – скорее, не приносящее облегчения забытье. Но в нем, тем не менее, присутствовали сны. В них она не переставала идти, падать, вставать и снова идти. И когда сознание вернулось к Лопес, она тут же продолжила свой путь.
По дороге ей попалось несколько уже знакомых по поселку крупных ягод, они и пошли Петре на завтрак и обед. Несколько раз Лопес подходила к реке, чтобы напиться, а однажды, сбросив одежду, выкупалась. Мягкая холодная вода унимала боль, возвращая телу иллюзию бодрости.
Постепенно лес вокруг стал меняться. Деревья здесь росли чаще, иногда – едва ли не вплотную друг к другу, кроны у них были длинные и тонкие. Кустарник почти исчез. Ягоды попадаться тоже перестали, зато появилось множество грибов. Сорвав несколько штук, Петра развела костер и зажарила их, нанизав на тонкие прутики. Однако на вкус грибы оказались такие горькие, что Лопес не смогла съесть и двух кусочков.
К ночи лес стал наполняться звуками. Накануне их то ли не было, то ли двигавшаяся на автопилоте девушка их просто не замечала. Теперь же Петре стало страшно. До ее слуха доносились зловещие шорохи, хлопанье крыльев, сопение, топот лап по жесткой земле. Чашу терпения Лопес переполнил пронзительный, протяжный вой, раздавшийся, казалось, где-то совсем рядом. Вскарабкавшись на вековое раскидистое дерево, Петра улеглась между двух его исполинских сучьев и так и просидела до утра, сжимая в руке рукоять топора. Спала ли она за это время, девушка не могла сказать с уверенностью.
На заре Петра вновь спустилась на землю, распечатав сухой паек, наскоро перекусила и двинулась дальше. Этот день оказался похож на предыдущий, разве что костра она решила не разжигать, экономя спички. Тем более, что жарить или печь на этот раз ей было нечего. Следующую ночь Лопес вновь решила провести на дереве, не дожидаясь, пока ее загонят туда ночные хозяева леса. На этот раз, правда, вышло не столь удачно. Уснув, девушка потеряла равновесие и едва не свалилась с почти пятиметровой высоты, лишь в последний момент почти рефлекторно вцепившись руками в ветви. Топор, разумеется, полетел вниз. Наутро Петра с трудом нашла его в траве.
Доев остатки сухого пойка, Петра отправилась дальше и через пару часов вышла на берег быстрого глубокого ручья. Метрах в двадцати ниже по течению он небольшим водопадом обрушивался в реку. Девушка решила было перейти его вброд, но вдруг заметила, как из воды на секунду выпрыгнула довольно крупная рыбина. Тут же за ней последовала еще одна. По всему выходило, что рыбалка в ручье должна была быть великолепной.
Петра огляделась по сторонам. Она стояла на небольшой окруженной лесом полянке. В траве краснели ягоды, судя по виду, вполне съедобные. Прямо под ногами у Лопес из земли торчал гриб – и не из тех, горьких, что она пробовала в лесу, а вполне аппетитный – в поселке такие знали и умели готовить. Если добавить плещущуюся в ручье рыбу, место словно специально было создано для лагеря.
Сбросив с плеч рюкзак, девушка извлекла из него леску и крючки, перочинным ножом отрезала кусок от грибной шляпки, нацепила его на острие и закинула наживку в воду. Заклевало почти сразу, но когда Петра попыталась вытащить добычу, рыба сорвалась, оставив незадачливой рыбачке лишь пустой крючок. Петра повторила попытку – с тем же результатом. Лишь на пятый или шестой раз Лопес наконец улыбнулась удача, и ей удалось поймать небольшую – с ладонь величиной – рыбку. Затем к ней присоединилась вторая, третья… Когда через полчаса Петра решила, что на сегодня достаточно, на траве, вяло шевеля плавниками, валялось уже с полдюжины рыбешек.
Смотав леску, Лопес вновь огляделась. Вокруг заметно стемнело. Неужели она провела у ручья целый день? Ответ пришел в виде отдаленного громового раската. В следующее мгновение с неба хлынул дождь. Вода падала сплошной стеной, и прежде, чем девушка, забыв об улове, успела добежать до деревьев, ее одежда успела промокнуть насквозь.
