– Что такое?
– Вот я у тебя и спрашиваю: что такое? Его же наверняка при тебе писали, приказ этот!
– Богдан, это ты у нас комкрыла. А я лейтенант. Лей-те-нант, понимаешь? В должности командира полуэскадрильи. При мне приказов не пишут, разве что «Мичману Тюлькину получить со склада ящик печенья и мешок варенья».
– Бочку. Бочку варенья, – машинально поправил Меркулов. – Ты вот только не жеребцуй тут, не надо. «Командир полуэскадрильи»… Знаем мы, какие у тебя связи…
– Какие?
– Известные.
– Богдан, думай о моих связях что хочешь, но поверь: я ни о каких приказах ничего не знаю.
– Номенклатура «цэ-эф-цэ пятьдесят семь» тебе о чем-нибудь говорит?
– Нет.
– А «Изделие Конус»?
– Бомба какая-нибудь?
– Ну ты вообще с луны свалился. «Бомба»… Приказ, короче, на днях прошел. По комсоставу флота. Такой: быть готовыми к ведению неограниченной ядерной войны.
Меркулов свирепо посмотрел на меня. Я промолчал, переваривая новости.
Не дождавшись моей реакции, он продолжил:
– Вот у нас, например, вчера в присутствии трех людей… ну, специальных таких людей, понимаешь?.. распечатали атомные погреба. А там лежат: подвесные пушки CFC-57 с калифорниевым спецбоекомплектом – сорок штук; бомбы КАБ-7000 в термоядерном снаряжении – тридцать шесть штук; торпеды атомные – пятьдесят четыре штуки; изделия «Конус» – восемнадцать штук…
«Ого!.. Впрочем, следовало ожидать», – мрачно подумал я.
– …А изделие «Конус» – это, между прочим, ракета стратегического назначения с петербургиевой боеголовкой. Эквивалент знаешь какой?
– Нет.
– Две гигатонны. Захотим – от Хосрова дырка останется. А захотим – и дырки не останется. И вот ты мне теперь скажи: кто там с елки упал и головой повредился? Этот твой Тылтынь? Пантелеев? Растов? Или все вместе?
И только тут я осознал, что нервы у Меркулова на пределе. И, каким бы он ни казался – вздорным, вспыльчивым, недалеким, – передо мной сидит настоящий командир настоящего авиакрыла.
Пусть возрастом и сединами ему далеко до моих кумиров – Шубина и покойного Тоцкого, – но это такой же, как и они, ответственный, серьезный офицер, под началом которого сейчас находится сотня (или сколько их здесь?) первоклассных боевых флуггеров с летным составом. И что отправлялся он в зону операции «Москва» с нормальными офицерскими намерениями: убивать врагов, сбивать флуггеры, валить авианосцы. А ему одним росчерком пера вдруг вложили в руки… нет, не меч, а я не знаю как это назвать… вложили такуювещь, которая, по воле второго росчерка пера, может сделать его, нормального офицера, убийцей миллионов людей.
Миллионов людей. Это не риторическая фигура, а оптимистическая оценка потерь среди гражданского населения Конкордии в том случае, если «Нахимов» будет нацелен на Хосров и другие города Вэртрагны.
А убийцей всех этих людей будет лично он, кавторанг Меркулов.
Потому что, получив распоряжение из вышестоящего штаба, приказ своим торпедоносцам на боевое применение «Конусов» будет отдавать он, Меркулов. И провожать пилотов в этот проклятый вылет будет он, Меркулов.
А я – как последняя свинья, кстати – не хочу, понимаешь ли, подписку нарушать!
Я вздохнул.
– Да ни при чем здесь Тылтынь… Ты историю с «Пересветом» помнишь?
– Нет, я понимаю, что все из-за манихеев этих гадских… Ну, атомные торпеды еще куда ни шло, но к чему нам «Конусы»?..
– Стоп, – резко перебил я его. – Я рассказываю – ты слушаешь. Хорошо?
– Хорошо, – оторопело согласился Меркулов.
– Манихеи – ширма. Погром якобы манихеями Вары-8 на Фелиции – прикрытие. История с фрегатом «Киш II» – провокация. На самом деле речь идет о том, что именно регулярные вооруженные силы Конкордии готовы применить ядерное оружие. Причем эти сумасшедшие тешат себя надеждой, что смогут снова все списать на манихеев и тем самым в последнюю секунду избежать массированного удара возмездия. Схватил суть?
– Погоди-погоди… Где применить ядерное оружие?
– А где проводится операция «Москва»? – Я догадывался где, потому что вариант был ровно один, но со мной никто точной информацией пока не делился.
Меркулов мои догадки подтвердил:
– На Паркиде, где же еще.
– Вот, значит, в битве за Паркиду и применить. Смотри, в чем идея: во время решающего сражения в космосе появляются несколько клонских фрегатов и бьют торпедными залпами по ядру нашего флота. Но только на торпедах – не силумитовые, а ядерные боеголовки.
– Так мы же их после этого р-распылим!
– Верно. Именно поэтому клоны снова все попытаются свалить на манихейский терроризм. Дескать, вот кошмар какой, манихеи нелюди, звери, надо же… Они могут даже так подстроить, чтобы и пару своих кораблей атомными зарядами зацепить. Но фактически выйдет так, что именно мы потеряем десятки кораблей и надолго утратим способность к серьезным наступательным операциям. А клоны тогда получат известное пространство для маневра. То ли думать как дальше войну вести, то ли все на мир сворачивать, без аннексий и контрибуций.
– Тебя послушать, их адмиралы совсем звери…
– А не надо, чтобы все адмиралы были совсем звери. Я допускаю… точнее, не я, а люди поумнее меня так считают… что это самодеятельность одной-единственной очень могущественной персоны. Под которой работают либо оперативники разведки конкордианского флота, либо «Аша», заотарская спецслужба. То есть можно так сказать, что «ядерное манихейство» существует, и оно действительно очень опасно, только гнездится оно вовсе не на Глаголе. А внутри самых что ни на есть официальных конкордианских ведомств. Соображаешь?
– Соображаю. А наши что себе думают? Вот почему всё то, что ты мне сейчас рассказал, не изложено в атомном приказе? Понимания было бы больше.
– Откуда я знаю, что наши… Может, панику не хотят сеять раньше времени. В конце концов, ты же понимаешь, что все эти умозаключения держатся на очень зыбких фактах.
– Нет, вот этого я как раз не понимаю. Ты все так красиво рассказал, а теперь – «я не я и сказка не моя»?
– Это потому, что сказка действительно не моя.
Меркулов с крайне недовольным видом примолк, задумался. Потом заговорил новым, нехорошим голосом:
– Так. Вот теперь ясность полная. Мы идем к Паркиде. Нас там уже много, а сейчас еще больше станет. «Ушаков» идет, «Потемкин», «историки» эти ваши снова подтянутся… Линкоры… Там мы выхватываем от клонов ядрен батонами по полной. Скажем, половину вымпелов мы теряем… Но половина-то вымпелов останется. Пусть даже треть… И вот тогда получаем наконец разъяснительный приказ. «Звериная сущность конкордианской иерократии». «Принести справедливое возмездие». «Раз и навсегда покончить». И ни у кого рука уже не дрогнет. Тут «Конусы» и пригодятся… И не только на Вэртрагну хватит… А где «Конусы» закончатся, там можно и бомбами, и калифорниевыми пушками поработать… Зато потом все довольны. Никаких вопросов. Никаких проблем с оккупацией. Была Конкордия – и нет Конкордии. Законно. Такой план? Такой план, Саша, да?
С этими словами Меркулов начал застегивать китель.
– Погоди, Богдан… Ты чего это?
Я испугался одновременно двух вещей.
Во-первых, Меркулов явно собирался куда-то идти и с кем-то ругаться черными словами. Поскольку ругаться имело смысл как минимум с ближайшим контр-адмиралом, а лучше уж сразу с главкомом, ничего, кроме разжалования и штрафной эскадрильи, кавторангу не светило.
А во-вторых, сказанное Меркуловым было подозрительно похоже на правду. На Глаголе сама по себе «реабилитация» манихеев казалась чем-то столь важным и самоценным, что думать о тех конкретных решениях, которые будут приняты Советом Обороны на основании донесений Индрика и Колесникова, лично мне не хотелось. Я бы даже сказал, не моглось.
Какая разница, если добыты столь ценные сведения? И про джипсов мы узнали… И с Вохуром говорили… И кучу людей спасли… Шоколадно все!
А вот Меркулов, который в отличие от меня, мечтательного, мыслил в русле весомой и зримой военной практики, выводы сделал быстро.
– Я чего? Я ничего. Я в этом участвовать не буду.
Меркулов потянулся за портупеей, которая висела за моей спиной.
– В чем это ты участвовать не будешь, товарищ кавторанг? – спросил я невинным голоском.
Я лихорадочно перебирал варианты. Схватить его? Задержать силой? Дать в морду? Да он же меня убьет… такой быкан!
– А в этом вот всем. План они выдумали. Комбинацию… Клаузевицы! Дойду сейчас до ближайшего «контрика», пусть он меня арестует. Пусть сам «Конусы» свои по гражданским запускает.
Я решил, что все-таки попытаюсь задержать его. Но вот прикасаться к нему сейчас нельзя – взорвется.
Значит, действовать можно только уговорами. Как говорится, добром и лаской. Если не получится – я ему не доктор.
– Ты, кавторанг, не принимаешь во внимание одного обстоятельства.
– Какого? – спросил Меркулов, застегивая пояс.
