этим достижениям, ответил Нейт и добавил – Еще пару тройку месяцев и будем пытаться поднять человека.
– Что-то ты как-то не очень уверенно об этом говоришь, – заметила Пелагея. – Это ты реальный срок называешь? Или просто повторяешь те сроки, которые мы тебе ставим?!
Браннекен тяжело выдохнул, пытаясь оттянуть момент ответа и надеясь, что это поможет ему даже уйти от него. Но никто эту паузу не заполнил другими мыслями, а Пелагея еще более настойчиво повторила свой вопрос.
– Ты мне четко скажи. Этот наш проект вообще реально реализовать? Или он безнадежен?
– Ну, как тебе, Пелагея, сказать? Не безнадежен, конечно. Но если раньше у нас была возможность общаться с другими учеными и использовать весь мировой опыт, теперь приходится полагаться только на себя. Даже если кто-то где-то и работает над чем-то подобным, мы не можем об этом узнать. Ведь полный информационный вакуум!
– Ты меня пугаешь, Нейт! – встревожилась Пелагея. – Мы, кажется, не об этом договаривались!
– В творчестве и в науке, как частном его случае, не может быть места для договоренностей о сроках, – уклончиво ответил Браннекен. – Ладно. Если не ошибаюсь, Тревор пришел. И сразу к своим побежал.
– Даже не поздоровался! – заметила Пелагея.
– Ну, он такой человек просто. Если у него в голове крутится идея, он ничего вокруг может не замечать. В том числе и формальностей этикета.
– А идея у него крутится всегда! – добавил Орест.
– Точно! – подтвердил Нейт. – Хорошо, если их меньше десятка. Тогда он еще как-то реагирует на мир!
Все засмеялись. Нейт ушел, а Орест сообщил Пелагее:
– Звонил Глеб. Просил все случаи срабатывания детекторов фиксировать.
– Да. Я знаю. Необходимо понять, сколько их среди нас. Спасибо, Орест.
Краеугольным камнем при переезде из Лесного педагогиума в Центральный деловитая, но дотошная, дама Штапа считала, чтобы не прерывался прием теста Матильды ни на один арияд. Это была сфера ее ответственности, ее единственная забота, даже временно остаться без смысла существования она не могла.
Поэтому все делалось постепенно по спланированным этапам. Часть своих дам, принимавших тесты, она уже перевела, и они начали работу на новом месте.
– Теперь настал момент, когда и я покидаю мой любимый Лесной. Насовсем! – грустно вздыхала дама Штапа.
– Не расстраивайтесь так, – успокаивала ее коллега. – Все-таки не насовсем. Вы сможете прилетать сюда на выходные.
– Я не расстраиваюсь. Мне просто грустно.
– Такое бывает.
Разговоры обитателей Клетиона по сложившейся или сложенной привычке редко выходили за рамки того, что очевидно, обсуждаемой темы или наблюдаемого явления. Если они общались, то это было зачем-то нужно, кому-то полезно. Разговор о грусти выписывался из этих рамок.
– Со мной такое впервые, – продолжила дама Штапа, вдаваясь в подробности своих ощущений, несколько стесняясь.
Оба эти чувства ей были довольно непривычны. И стоит ли говорить об этом? Возникло третье непонятное ощущение. Сомнение. А интересно ли это ее собеседнице?
– Сама даже не могу понять это чувство, – продолжила дама Штапа. – Но почему-то мне кажется, что о чем-то подобном рассказывала дама Назира, когда она вспоминала рассказы дамы Журы. Дама Жура иногда делалась совсем, совсем грустной и говорила, что у нее немного защемило сердце. «О Родине», как она поясняла.
– О Родине? Что это?
– Она не рассказывала. При этом она отказывалась идти в медику. И убеждала даму Теччу, что это не поможет.
Даме Штапе было не просто объяснить, что чувствовала дама Жура, ведь ей самой об этом только лишь рассказывали, причем те, кто тоже только слышал. Своих чувств она так же не могла описать точными словами, но чувствовала, что именно об этом ей и рассказывали когда-то.
Ей в Лесном очень нравилось, она прожила здесь практически всю жизнь. Но необходимость покидать его была придумана не ей. Это строгое решение, принятое на последней встрече Совета развития Клетиона.
Совет собирается один раз в обиор по местному времени. Так было с самого начала. На нем присутствуют только те, кто стал старшей дамой или старшим господином. Кроме людей на совете еще всегда были пратиарийцы, но об этом участники совета не имели права рассказывать.
Как пратиарийцы попадали на Совет и как уходили, никто не мог понять, но зал совета открывался для людей, только когда пратиарийцы уже были за столом, точнее за его половиной, на своих местах.
Стеклянная, по всей видимости, перегородка разделяла стол на две половины и не давала возможности пройти на вторую часть зала. Но стол выглядел единым целым. Иллюзия общего пространства и тесного общения была полной.
Дама Штапа вошла в совет, когда не стало дамы Куни, которая заменила даму Назиру, и так далее до дамы Матильды и дамы Журы, что была первой дамой, выбирающей главные занятия для детей.
Дама Жура была на Клетионе первой и единственной, кто осознавала историческую аналогию того порядка, в котором она принимала здесь участие.
«Я боюсь, что этот порядок рано или поздно взорвется изнутри, – говорила она сама с собой. – Ведь большинство философов признавали полис Платона утопической идеей. Ведь было же огромное количество таких сообществ… С какой целью здесь установлен такой порядок?»
Их правило, руководствоваться интересами и способностями детей, соблюдается и по сей арияд. А для определения способностей используются тесты Матильды для разных возрастов. Уже дама Жура одна с трудом справлялась с тем, чтобы правильно определить занятие всем детям. Потом детей стало больше, и Матильда, став дамой, создала целую группу и разработала специальную систему тестов.
На последнем совете решили, что в Лесном педагогиуме останутся только дети ясельного возраста и младенцы. Здесь их будут оставлять мамаши. С детьми дошкольного возраста здесь уже давно стало тесно. Тем более, на совете было сказано, что численность будет продолжать расти. А, кроме прочих преимуществ, Центральный педагогиум в несколько раз больше Лесного, он способен разместить всех детей как раз до момента прохождения заключительного теста Матильды.
Выбор для этого возраста Центрального педагогиума не был случайным. Он находится возле парома. Дети будут видеть, как взрослые будут улетать на нем в Большой мир. Так будет формироваться их мечта, что когда-нибудь и они улетят. Остальные до момента отправки в Большой мир будут жить в Горном, Озерном, Прохладном и других педагогиумах.
Резвящий энтузиазм и предвкушение гадости, которую, если все сложится, удастся подкинуть врагу, весьма и весьма помогали. Одновременно страх заставлял подходить к делу тщательно.
Пришлось долго искать подходящее место, не очень людное, желательно на окраине или за городом, но не за три неизмеримых расстояния от него, и где
