Но если туда он бежал с пустыми руками, то возвращался он, держа в руках охапку кургузых сучьев.
– Он что, погреться решил? – спросила Полина. – Или шашлыка захотелось? Чтобы нервишки расшалившиеся успокоить?
Эстерсон лишь пожал плечами.
Когда они подошли еще ближе, конструктор увидел, что сучья пилот складывает не где попало, а во вполне определенном месте – в аккурат там, где зеленела испещренная предупредительными надписями боеголовка подвешенной под правым крылом ракеты.
Эстерсона осенило.
– Я понял, что он делает. Он пытается уничтожить истребитель.
– При помощи охапки дров?! Да костер разве что кусочек крыла этой дуре в состоянии подкоптить!
– Но вот если взорвется боеголовка, даже нас осколками достанет, – мрачно заметил Эстерсон.
– А зачем ему это?
– Проще простого, – кивнул Эстерсон. – «Дюрандаль» – машина совсем новая. Я же говорил тебе, что сбежал сюда с Цереры на первом опытном образце? Конечно, мой побег никакого существенного урона компании «Дитерхази и Родригес» не нанес. Хоть я и угнал единственный готовый прототип, многотомный свод чертежей и расчетов остался. Остались специалисты и технологическая оснастка. Мой заместитель Грузинский к концу проекта ничем не хуже меня в этих материях разбирался… Так вот: не сомневаюсь, что через месяц «Дюрандаль» поставили в массовое производство. Наштамповали их наверняка уже не меньше двух сотен. Продали флотам Объединенных Наций. Тем, что побогаче, конечно. Не сомневаюсь, что половину первой партии тут же скупила Россия! Через два-три месяца новые истребители поступили на вооружение. А что полагается делать пилотам, когда новому, новейшему истребителю угрожает опасность попасть в руки врага? Правильно. Им полагается уничтожить машину. Чтобы враги как можно дольше пребывали в неизвестности относительно того, что же это такое у Объединенных Наций появилось и, главное, как оно устроено.
– А не проще было присобачить к каждому «Дюрандалю» по какому-нибудь блоку самоуничтожения?
– Проще. Но кто даст гарантию, что этот блок не сработает в самый неподходящий момент? Конструктор Роланд Эстерсон таких гарантий никому не давал. Вообще, после нескольких неудачных экспериментов от блоков самоуничтожения в боевой технике отказались.
– Тогда понятно, – вздохнула Полина. – Называется, выкручивайся пилот как хочешь. Но разве не жалко уничтожать такую красоту?
– А вот мы у молодого человека спросим…
«Молодой человек» встретил появление Эстерсона и Полины не очень-то дружелюбно. А именно выхватил из кобуры на скафандре пистолет и, нацеливая его попеременно то на Эстерсона, то на Полину, заявил:
– Стой, стрелять буду!
Парень был совсем молоденьким. Взгляд его, открытый и вдумчивый, сразу же навел Эстерсона на мысль о том, что мальчишка – вчерашний кадет. У бывалых летчиков взгляды редко бывают вдумчивыми, не до того им… А брови парня были не то растерянно, не то испуганно вздернуты на лоб. «Разве может такой славный парень кого-нибудь убить? А впрочем, почему, собственно, не может?» – пронеслось в голове у Эстерсона.
– Руки вверх! – неуверенно добавил летчик на русском.
– Мы свои! – сказал Эстерсон. «Сигурд» послушно транслировал эту фразу на язык Толстого и Достоевского.
– Вдобавок мы тоже русские. Мы биологи с научной станции. Меня зовут Полина Пушкина, а его Андрей Рогожин… – сказала Полина, однако руки подняла.
– А почему русский Андрей не говорит по-русски? – Парень подозрительно покосился на Эстерсона.
– Потому что он всю жизнь прожил в Швеции.
– Господи, да какая мне разница! – вдруг вспылил летчик и опустил пистолет. – Русские вы или какие еще. Я вас прошу по-человечески: оставьте меня в покое. Разве не видите, что случилось?
– Видим, – согласился Эстерсон. – Вы собираетесь уничтожить истребитель «Дюрандаль», следуя инструкции об уничтожении новых машин.
Наконец-то летчик удостоил Эстерсона первого осмысленного взгляда. И в этом взгляде явственно читался вопрос: откуда ты, бородатый хмырь, знаешь название истребителя, которое я сам, младший лейтенант москитного флота, узнал только несколько дней назад? Однако этого вопроса летчик Эстерсону не задал.
– Правильно, собираюсь, – сказал он. – И если вы такой грамотный, да еще вдобавок и мой соотечественник, ваш долг – помочь мне в этом деле. Я буду также признателен, если вы, Полина, тоже к нам присоединитесь… Кстати, меня зовут Николай. Николай Самохвальский.
– Собственно, за этим мы сюда и явились, Николай. Я имею в виду, чтобы помочь вам, ведь все-таки мы же патриоты… – сказала Полина и посмотрела на Эстерсона, ища одобрения своим словам. Но лицо конструктора было скорее омрачено раздумьями, нежели озарено светом деятельного патриотизма.
– Послушайте, а что, собственно, у вас случилось? – спросил Эстерсон, придирчиво оглядывая «Дюрандаль».
– В каком смысле, «что случилось»? – с трудом скрывая раздражение, спросил Николай. Ему явно не терпелось снова отправиться за дровами.
– Я имею в виду, что за неполадка привела к вынужденной?
– А какая вам разница?
– Предположим, что разница есть, – серьезно сказал Эстерсон. – Мы с Полиной – биологи широкого профиля. В истребителях разбираемся не хуже, чем в головоногих. Особенно я.
– Господи, я же сказал вам: у меня нет времени на разговоры! – Николай страдальчески закатил глаза. – С минуты на минуту сюда могут явиться клоны. Вы что, не видите – скоро совсем рассветет!
С этими словами летчик опрометью бросился к леску. Полина вяло потащилась за ним, помогать в дровозаготовке, повторяя про себя русскую народную мудрость: назвался груздем – полезай в кузовок. Но Эстерсон и не подумал последовать за ними.
– Послушайте, Николай, вы не будете возражать, если я брошу один взгляд на приборную панель вашего чуда техники? – громко спросил он, глядя в удаляющуюся спину летчика.
– Бог в помощь, – не оборачиваясь, бросил тот.
По его тону чувствовалось: он уверен, что Эстерсону не удастся залезть в пилотское кресло. Да что в кресло! Даже и на третью ступеньку лестницы, ведущей к бортовому люку!
Каково же было удивление пилота, когда, возвратившись, он обнаружил, что не говорящий по-русски русский Андрей уже что-то вынюхивает в кабине истребителя.
Бросив на свою добровольную помощницу Полину недоуменный взгляд, Николай свалил дрова в кучу и вновь поспешил к лесу.
А когда они в очередной раз возвратились с добычей, Эстерсон уже стоял на нижней ступеньке и на его лице читалось: пищи для размышлений он нашел себе более чем достаточно.
– Да-а, – хмуря брови, мрачно заметил Эстерсон. – Так я и думал…
