Дик принял это к сведению и задал Луну последний вопрос — если господин Ройе так привержен законности, как соотносится с этим фактом возможное пребывание в доме господина Ройе беглого преступника?
Лейтенант Лун засмеялся на это и ответил, что о беглых преступниках в окружении господина Ройе он ничего не знает, но если юноше о таковых что-либо известно, то, несомненно, это нужно обсудить с самим господином Ройе, а никак не с ним, скромным подчиненным. И если этот вопрос беспокоит юного Огаи несколько сильней, чем предполагает праздное любопытство, то имеет смысл обсудить это с господином Ройе как можно скорее.
Дик, вняв совету, не стал откладывать дело в долгий ящик, и после утренней тренировки, когда они с Ройе забрались в онсэн, задал свой вопрос.
— Ты о каких это беглых преступниках говоришь, боя? — сдвинул брови Детонатор.
— Бросьте, сударь. Вы не могли не узнать меня, и ваш экипаж тоже. А за навегой следил чужой бот, и мы не знаем, единственный ли. Меня найдут не сегодня-завтра, и что вы будете делать, если вас схватят за укрыва…
Ройе, не дав договорить, сгреб юношу за затылок и окунул головой в воду. Пока онемевший от возмущения Дик разрывался между желанием врезать благодетелю по переносице и желанием выскочить из ванной, чтобы избежать нового прикосновения, Ройе негромко, но резко проговорил:
— Боя, если это шантаж — то дешевый и самого дрянного толка. А если нет… я тебя немного успел узнать и почему-то думаю, что это всё-таки твоя не всегда уместная прямота… то ты должен знать, что за укрывательство можно привлечь только того, кто знает точно, что укрывает беглого преступника. И пока этот преступник не начинает прыгать, как мартышка и выкрикивать свое имя, никто не может доказать, что люди, имевшие с ним дело, определенно знали, кто он такой. Собственно, я удивлен тем, что тебе до сих пор никто не объяснил этого нюанса.
— Мне никто ничего не говорил, — срываясь от гнева на хриплый шепот, Дик взял с бортика полотенце. — И вы тоже, между прочим.
— Значит, я осёл, — благодушно признал Ройе. — Хотя как это тебе никто не сказал, я удивляюсь… Ладно, Тор и Дельгадо — может, они уже слишком привыкли жить вне закона. Но Бадрис… Но Торвальдов тестюшка…
— Я думал, такой человек знает, что делает. И готов рисковать собой если не ради меня, то ради своих кораблей…
— Рисковать! — Ройе расхохотался. — Если ты при свидетелях не называл своего имени, ему не грозит даже мелкий штраф. Его юристы не зря едят свой хлеб, можешь мне поверить.
— Но он должен был опознать…
— Почему это вдруг? Мало ли кому шестнадцать лет. Мало ли кто и какими шрамами отмечен. И на «Вертихвостке», и в этих стенах все знают тебя как младшего матроса Огаи, племянника Бадриса, и никак иначе. Пока эта ситуация не изменится, ни о каких беглых преступниках не может идти и речи. Кроме того, если бы здесь, чисто гипотетически, появился юноша, известный как Ричард Суна, вопрос о том, является ли он беглым преступником или нет, оставался бы для меня — а значит, и для всех моих людей — открытым.
— Как? — от изумления Дик даже сердиться перестал, — разве ме… его не осудили и не приговорили?
— Во-первых, — Ройе сжал правую руку в кулак и отогнул большой палец, — суд совета капитанов проходил с таким количеством нарушений, что, окажись там я, от приговора не осталось бы камня на камне…
— Вы бы это сделали? — усмехнулся Дик. — Ради имперца и убийцы?
— Ради закона. Видишь ли, боя, какое бы зло ни причинил Шнайдер этому несчастному пареньку — себе и своему делу он причинил гораздо большее зло. Несколькими словами он разрушил то, ради чего так долго трудилась его сестра. Его извиняет только его горе — и желание сохранить жизнь мальчишке.
— Ну а что же во-вторых? — сквозь зубы спросил Дик.
— Во-вторых, — Ройе отогнул указательный палец, — приговор был приведен в исполнение. Кодекс Рива на основании прецедента Альберта Го приказывает миловать выжившего. В-третьих, квалификация преступления кажется мне ошибочной. Если бы суд не лег под Шнайдера в полном составе, слушание пришлось бы отложить до правильной квалификации преступления: непреднамеренное убийство в состоянии аффекта. И побороться за медицинское освидетельствование — ибо я вот эти два пальца готов поставить за то, что мальчишка был в измененном состоянии сознания.
— В-четвертых, — ехидно заметил Дик, — за ним еще несколько трупов. Не считая этологической диверсии. В нормальном состоянии сознания. Нормальней не бывает.
— В-четвертых, — Ройе невозмутимо отогнул безымянный палец, — объявить человека в розыск как подозреваемого и объявить его как преступника — две разные вещи. И в частности, разница в том, что за укрывательство подозреваемого нет уголовной ответственности. Только административная, то есть штраф. Я не в курсе обстоятельств этого убийства в глайдер-порту Пещер, но пока человек не осужден за преступление, его нельзя называть беглым преступником. Просто удивительно, что ты, боя, не знаешь таких простых вещей. И наконец, — Детонатор растопырил пятерню, — статус Ричарда Суны на момент суда был под большим вопросом, и это единственная правильная вещь, которую Ричард Суна сказал перед судом. Если Суна военнопленный, он не подлежал суду вообще: убивая вооруженного вражеского командира, он действовал в рамках солдатского долга и чести. То, что ему в руки попало оружие — вина тех, кто это допустил, эти люди и должны были оказаться под судом. Самого Суну можно было отправить в лагерь, вернуть синоби для доведения дела до конца или расстрелять перед строем — но какой уж к антизверям суд, одна комедия. Если же Ричард Суна гражданское лицо, на чем настаивали председатель суда и истец, то как гражданское лицо он имеет право на встречный иск по поводу причиненного незаконным пленением ущерба — и в этом иске ему было отказано, каковой отказ является грубейшим нарушением шестьдесят первой поправки к Ледовому Кодексу.
— Ох, — Дик был просто придавлен этой юридической премудростью. Пятимерная математика в курсе астронавигации была гораздо проще.
— Со временем привыкаешь понимать в таких вещах, — усмехнулся Ройе. Дик выбрался из онсэна, обмотался полотенцем, взял одежду и совсем было нацелился уходить, когда голос Ройе остановил его.
— На будущее. Если, допустим, тот же Суна, назвав свое имя и, на всякий случай обозначив свою принадлежность к Империи, обнажит клинок против человека, носящего воинское звание Рива, и имеющего на тот момент знаки различия либо, — он подчеркнул голосом, — оружие, судить его в этом случае будет совершенно не за что, поскольку мы находимся с Империей в состоянии войны, и такая акция должна рассматриваться как продолжение военных действий. Ричарда Суну можно убить, как вражеского офицера на поле боя, можно взять в плен частным образом или от имени Государя, но суду эти его действия не подлежат. Если Ричарду Суне дадут при этом открыть рот, он должен ссылаться на Хартию Кимера от 17 сентября 262 года или 34-го дня, 8-го цикла, 111-го оборота.
