— Степан Васильевич, Степан Васильевич, что с вами, что с вами?..
Бурмаков не сразу сообразил, почему его вызывает обеспокоенный Павел. Давно бы пора дать весть о себе, а он размечтался, как юноша. Друзья, видно, услышали его «разговор» с Фобосом.
— Извините, — ответил он, — размечтался. Вот посмотрите причину. — На телевизионном экране корабля появилась та же картина, которую видел он сам. — Слева — Фобос. Вот он чуть меня и не соблазнил.
— Понимаем, — догадался Павел. — Фобос почти рядом. — И, не выдержав, сказал: — А вдруг он пустотелый?
Глаза Бурмакова блеснули из-под очков гермошлема, и в динамике прохрипело озадаченное: «Гм-м».
Однако шутить времени не было. Ракета мчалась со сверхзвуковой скоростью, и на экране все более отчетливо вырисовывалась приближающаяся пустыня. Ни возвышенности, ни низины, ни реки. Только песок. Первую высадку было решено совершить именно сюда, где не предполагалось встретить более или менее развитую жизнь. На встречу с ней люди хотели прийти уже вооруженными определенными знаниями о Марсе.
Скоро экран стало заволакивать туманом.
— Высота тысяча километров, — сообщил Бурмаков по радио.
Еще через полтора часа полета Бурмаков передал:
— Иду на посадку.
В репродукторе сразу послышались взволнованные возгласы Павла и Вити. Они требовали сообщений, впечатлений. Бурмаков отвечал коротко: «Потом, потом» — и все более внимательно вглядывался вниз, едва успевая наводить объективы автоматических киноаппаратов.
С восьмидесятиметровой высоты поверхность Марса выглядела голой и твердой, будто специально сделанная посадочная площадка. Бурмаков плавно посадил ракету. Легкий толчок, и она остановилась.
Первый человек совершил посадку на Марс! Почти невероятное, замечательное событие, которое, безусловно, уже потрясло человечество, не вызвало у Бурмакова почти никаких эмоций. Он чувствовал себя исследователем. А голова исследователя должна быть ясной, нервы спокойными.
Ракета стала вертикально, окруженная молочным туманом, а сам Бурмаков лежал на спине. Включив механизмы, которые поворачивали ракету в горизонтальное положение, он задал работу приборам. Они показали, что туман находится только вокруг ракеты и постепенно расплывается во все стороны, с некоторым отклонением на север.
— Странно… — задумался Бурмаков.
Его услышали на корабле.
— Что случилось? — спросил Павел.
— Сел в туман. Кажется, минуту назад было чисто, ни облачка на десятки километров вокруг. Откуда он взялся?
— От ракеты, Степан Васильевич, от ракеты, — радостно закричал Павел. — В разреженной атмосфере всегда так бывает. Вспомните, как мы с Земли наблюдаем инверсионные следы высотного полета реактивного самолета.
— Тьфу ты, ломаю голову, — рассмеялся Бурмаков. — Показалось, что марсиане на меня туман напустили. Ну, готовлюсь к выходу.
— Будьте осторожны, — попросил Павел.
Пока Бурмаков собирался, вокруг ракеты посветлело. Но пробы марсианского воздуха брать пока еще было нельзя: в нем находились остатки газов реактивного двигателя. Сидеть сложа руки, ждать? На это не хватало терпения. Проверив герметичность костюма, Бурмаков отбросил люк и выбрался наружу. Почва под ногами была, как земная. А вот в теле чувствовалась непривычная легкость. Да оно так и должно быть — здесь все в два с половиной раза легче, чем на Земле. Бурмаков сделал несколько шагов. Ноги начали проваливаться в мелкий песок, оставляя на нем отпечатки следов. Копнув носком ботинка, Бурмаков почувствовал под ногами твердую, похожую на камень почву. Верхний, сыпучий слой песка был не толще двадцати пяти — тридцати сантиметров.
Приборы показывали, что с юга дует слабый ветер. Бурмаков пошел в южном направлении, чтобы подальше от ракеты взять пробу чистого воздуха.
Туман окончательно рассеялся. Стоял марсианский полдень. На удивительном, сине-фиолетовом небе — маленькое, непривычного вида тусклое солнце — какой-то неправильный шар с короткими и толстыми желтыми лучами. Его тепло плохо чувствовалось даже здесь, в экваториальной зоне. А вокруг, как окинуть взором, тянулась молчаливая, плоская, кирпичного цвета мертвая пустыня.
Бурмакову стало грустно. Разве о таком он мечтал? Огорченный, он забыл, что специально выбрал зону больших пустынь, что уже одно то, что он находится здесь, — факт, граничащий с пределом человеческой фантазии. И даже если он не найдет здесь больше ничего, то этого, достигнутого и увиденного, вполне хватит, чтобы познать огромную часть природы чужой планеты.
Но нужно было что-то делать. Бурмаков собрал образцы песка, в нескольких местах отломал куски каменных пород, наполнил воздухом колбы и пошел к ракете. Подойдя к люку, он обернулся. Те же бесконечные пески…
С досадой захлопнул за собой люк.
Вскоре ракета стремительно взвилась вверх.
— Думаю, отчаиваться рано, — заговорил Павел, выслушав Бурмакова, когда тот вернулся на корабль. — Мы сами видели, что на Марсе есть не только мертвые пески. Будем искать.
Бурмаков улыбнулся:
— Вы уговариваете меня, будто я отказываюсь. Я знаю: нас ждут такие интересные находки, что даже представить их не хватит фантазии. Многое мы найдем. Только в одном я как-то потерял уверенность: не надеюсь, что здесь есть разумная жизнь. Если бы вы увидели эту мертвую тоскливую пустыню!..
— Вы это утверждаете, даже не дождавшись результата анализов? — показал Витя на автоматические лаборатории.
— Да. Но что бы они ни показывали, нужно готовиться к следующему посещению. Полетим мы с Витей.
На шкале пульта автоматической лаборатории замигал зеленый огонек. Исследование было окончено. Бурмаков собрал таблицы и диаграммы, выползающие из-под пера осциллографов, и разложил их на столе.
— Посмотрим и сделаем выводы!
Кому другому эти графики и диаграммы с разноцветными прямыми и ломаными линиями не сказали бы ничего. Бурмаков же читал их, как обычную книгу. Через несколько минут он отодвинул ленты с результатами исследований на край стола.
— Ну? — в один голос спросили Павел и Витя.
— Утешительного мало, — сказал Бурмаков и умолк.
— Степан Васильевич! Не тяните!
Бурмаков нахмурил брови:
— Атмосфера состоит из тех же компонентов, что и земная. И, представьте себе, более плотная, чем мы ожидали. Особенности марсианской атмосферы таковы, что она поглощает синие лучи, в то время как земная их отражает, потому мы и ошибались в определении ее плотности.
