— Морпехи? На супердредноуте ГБ? Так… не делается.
Пирс пожал плечами.
— То же самое сказала и капитан Галланти, когда он ей сообщил. Она не стеснялась в выражениях, ничуть. Я знаю, я был там. Специальный следователь всегда держит при себе двух или трех морпехов, куда бы он ни шёл.
И продолжил слегка извиняющимся тоном:
— Наряду с таким же числом охранников ГБ, конечно. Но они — нормальные ребята.
Радамакэр уставился на него. «Нормальные ребята». Он совершенно точно знал, что определение этого термина морпехами едва ли будет совпадать с Сен-Жюстовским.
Его голова практически шла кругом. Каша был безумен! Безусловно, полномочия Специального следователя в отдаленном секторе могли быть очень широкими. Но они, вообще говоря, не включали в себя кадровые решения — ну… если только не возникало серьезных проблем с дисциплиной и/или лояльностью… а в доказательство этого Каша только что усеял трупами спортзал СД…
Тем не менее… Так не делалось.
Он, должно быть, пробормотал это вслух. Гражданин сержант пожал плечами и сказал:
— Да, так же сказала и Галланти. Но, как вы могли заметить, Специальный следователь — настоящая ходячая энциклопедия правил, уставов и прецедентов ГБ. Так что он немедленно отбарабанил с полдюжины случаев, когда морские пехотинцы были размещены на крупных боевых кораблях ГБ. Два раза по приказу никого другого, как Элоизы Причарт, любимицы Сент-Жюста… э-э, Гражданина председателя.
Лицо Юрия напряглось. Так случилось, что он знал Причарт. Нет, не близко. Но он был близок к Апрелистам в свою бытность юным оппозиционером, а она была одним из лидеров, которых он уважал и которыми восхищался. Но после революции Причарт превратилась в то, что он не переваривал больше всего. В ещё одну фанатичку, типа Каша, готовую ради абстрактных принципов потопить мир в крови. Её жёсткость в роли Народного Комиссара была легендой в Государственной Безопасности.
Однако было совершенно справедливо, что Причарт являлась, как и сказал сержант, «любимицей Сен-Жюста». Так что, если Каша был прав — а он едва ли стал бы фабриковать что-то подобное — он мог избежать неприятностей.
— Вы можете поставить всё, что у вас есть, на то, что вопли Галланти будут слышны и в Новом Париже, — предсказал он.
Пирс не казался заметно обеспокоенным.
— Угу. Она заявила Каша, что настоит на отправке её собственного сообщения со следующим курьерским кораблем, а он сказал ей, что это её право. И глазом при этом не моргнул. Хладнокровный, как ящер — как и всегда.
Сержант немного склонил голову набок, оперся руками о край сиденья и наклонился вперед.
— Послушайте, сэр, я могу понять причину вашего недовольства этим парнем. Тут и сломанный нос, и всё остальное. Но должен сказать вам, что я лично, — и не только я, все знакомые мне морские пехотинцы, считают как один — одобряю Специального следователя.
Нед с сожалением ухмыльнулся.
— Да, поверьте, я не пригласил бы его как приятеля на игру в покер, и, думаю, если бы моя сестра сказала мне, что влюбилась в этого парня, у меня случился бы сердечный приступ. Однако… Тем не менее…
Какое-то время он подыскивал слова.
— Что я имею в виду, сэр… Ни один из нас, морских пехотинцев не собирается лить слёзы по тем говнюкам, с которыми он разделался. И вы тоже, будьте честны сами с собой. Отбросы — если назвать их своим именем. Что же до остального? Он заставил нас избить кое-кого из приличных людей, но, честно говоря, не сильнее чем могло случиться в потасовке в баре. И потом, после побоев их объявили чистыми, а он тем временем разгребал всё то дерьмо, что накопилось на этих кораблях.
Юрий осторожно потрогал свой нос.
— Нед, вы, должно быть, участвовали в худших потасовках в баре, чем я.
— Вы не болтаетесь в барах, облюбованных морской пехотой, гражданин комиссар, — Пирс хихикнул. — Сломанный нос? Несколько недостающих зубов? Черт, помню случай, когда одному парню… Ладно, ладно, успокойтесь.
— Пощадите. Мне делается дурно при описании увечий. И напомните мне не забредать в будущем в бары, облюбованные морской пехотой, ладно? Я имею в виду, если заметите, что я выгляжу рассеянным.
Гражданин сержант фыркнул.
— Рассеянным я вас вижу только тогда, когда рядом капитан Джастис.
Юрий покраснел.
— Это так заметно?
— Да, это так заметно. Христа ради, Юрий, почему вы просто не пригласите леди на свидание?
Его взгляд обежал комнату, затем остановился на двери, оценивая окружение.
— Я знаю, что развлечься на супердредноуте ГБ трудновато. Но я уверен, что вы могли бы что-нибудь придумать.
* * *
После этого на Юрия Радамакэра снизошло небольшое откровение. Гражданин сержант перевел разговор с неловкого личного момента на следующий рассказ о Буйствах Каша. Но Юрий едва ли вообще его слышал.
Он погрузился в себя, вспоминая идеалы, в которые когда-то верил. Как странно, что фанатик, сам не желая того, создал ситуацию, в которой морпех будет небрежно шутить с офицером ГБ. Неделю назад Радамакэр не знал даже имени гражданина сержанта. Да и этот сержант, неделю назад, тоже не посмел бы поддразнивать комиссара ГБ его любовными делами.
Закон Непреднамеренных Последствий — подумал он. Возможно это риф, о который разбиваются все тирании. И, возможно, истинным лозунгом свободы должны быть не цветастые фразы о Свободе и Равенстве, а что-то более эксцентричное. Есть строфа из поэмы Роберта Бернса, которая отражает это точнее.
Лучшие планы людей и мышей
Часто идут кувырком.[2]
Однако на следующий день именно почти принятые планы Радамакэра постигла участь той самой мыши.
Специальный следователь появился в дверях у Юрия ранним утром. Как ни странно, в сопровождении гражданки капитана Джастис.
Приглашая их зайти, Юрий пытался не смотреть на капитана. Синяки Шарон почти зажили, и она выглядела….
Лучше, чем когда-либо. Юрий осознавал, что вчерашняя подначка гражданина сержанта Пирса свела на нет его последние попытки держать свои чувства под замком. Говоря грубым языком морпеха, Юрий Радамакэр всерьёз втюрился в Шарон Джастис, и это всё, что можно было сказать по данному поводу.
Разумеется, проблема, что же со всем этим делать, оставалась во всей своей упрямой неподатливости. Это он твёрдо и сказал сам себе, заставляя себя сконцентрироваться на непрошеном появлении специального следователя.
— Достаточно ли зажили ваши раны, чтобы вы могли приступить к исполнению своих обязанностей? — потребовал ответа Каша. Тон голоса подразумевал недосказанное: «или вы будете настойчиво симулировать, упиваясь леностью и обидой?»
