— Вот дьявол! — шёпотом ругается Спичка. Накнад даёт ему подзатыльник.
— За угол! — орёт Эд, выхватывая из кармана гранату. Времени поджигать фитиль нет, остаётся надеяться, что от удара гремучая ртуть сдетонирует. Со всего размаху Эд запускает гранату в стену над головами гвардейцев. Те бросаются в стороны, филины, оставив тачку, прячутся за поворотом.
Граната глухо ударяется о доски стены. Ничего не происходит.
Эд бросается за угол, уже не от взрыва, а от пуль. Граната в этот момент палат на землю. Точнее — на кусок кирпича, кем-то здесь брошенный.
От взрыва у Эда закладывает уши. Свист осколков и крики раненых он слышит словно сквозь вату.
— Дальше, дальше, дальше! — вопит он, не прекращая движения. Сейчас ему наплевать, идут за ним или нет. Только через минуту дружный топот за его спиной пробивает звон, стоящий в ушах. Они пробегают так ещё несколько домов, пересекают небольшую улочку, снова ныряют в подворотни, поворачивают…
Наконец, после целой вечности отчаянного бегства, Эда жестко хватают за плечо.
— Стой, чужак. А то в воду свалишься.
Эд с удивлением видит, что стоит почти у края выложенной камнем набережной. Внизу, метрах в трёх, плещется вода.
— Спичка, — слышится голос Накнада. — Найди нам лодку. Живо!
* * *
Вода в Зетме больше похожа на нефть — жирная, остро пахнущая, с радужными разводами на поверхности. Сол рассматривает её меланхолично — сил не осталось даже удивляться. Левый берег раскрашен оранжевым. Огонь распространился на несколько кварталов — тушить его уже нет смысла, нужно рушить здания на его пути, не дать распространиться дальше. Лодок на реке должно быть сотни — крупных и мелких, до отказа набитых людьми.
— Я не я буду, если речные банды не решат откусить от этого пирожка, — бормочет Накнад. — Смотрите в оба, парни.
— Может, пристанем к тому берегу? — осторожно спрашивает Спичка, показывая на правый берег, свободный от пожара. Эду такая идея кажется логичной.
— Чёрта с два! — презрительно отрезает Красная Шапка. — Смотри внимательней, коротышка. У всех пирсов дежурят кожаноголовые. Это чтобы беженцы не устроили на правом берегу ещё один бунт. Сунемся — отведаем дубинки или даже пули. Я считаю так — болтаемся пока тут. Всё равно идти нам некуда. Будем ждать, пока пожар кончится.
— Ты тут неделю собрался плавать? — интересуется Эд. — Этот пожар быстро не стихнет. Разве, если дождь пойдёт.
— Пойдёт, — уверенно заявляет Накнад. — Его Величество прилюдно Архиепископа привечает и поддерживает, но всякая тля на Овощном рынке знает, что тайных колдунов при дворе — хоть отбавляй. Зуб даю, часа не пройдёт, как задождит.
— Задождит, если огонь до Герцогства дойдёт, — буркнул один из филинов. — А до западного края ни королю, ни колдунам дела нет.
Эд отворачивается, созерцая плывущий мимо город. Огненное зарево резко очерчивает его, делая контрастнее, чётче. Нет, не таким он представлял его со слов Алины. Олднон был… ещё более странным. В нём причудливо смешивались самые разные эпохи: даже в архитектуре здесь можно увидеть особняки в стиле барокко соседствующие с безликими многоквартирными строениями, больше подходящими утилитарному Нью-Йорку начала девятнадцатого века. Дома деревянные, дома каменные, Высокие шпили церквей, ещё более высокие трубы фабрик, ростовые каменные стены и лабиринты приземистых лачуг. Город похож на лоскутное одеяло, небрежно брошенное на землю.
Основную массу лодок медленно сносило течением к старым докам, где реку уже перекрывал ряд из крупных парусников, освещённых и со множеством людей на палубах.
— Правь к берегу, — бросил сидящим на вёслах парням Накнад. — У меня нет желания попадаться страже. Эти крысы уже наверняка решают, как поделят пожитки погорельцев. Увидят наши — начнутся глупые вопросы.
Они швартуются у пустого причала, окруженного высокими глухими стенами каких-то складов. Эду это место не нравится — ему здесь неуютно, словно кто-то большой и недружелюбный следит за ним из темноты. Спичка разделяет его беспокойство, старается держаться поближе. Остальные вполне спокойны — пожар отсюда далеко, даже дым несёт не с берега, а от воды. Филины разгружают лодку, попутно обмениваясь скабрезными шутками и рассуждая о том, пострадала ли от огня Старая Пивоварня:
— Думаю, старушке таки пришёл конец. Не могла она уберечься — вокруг всё горело, помнишь?
— Думаешь, Джек даст ей так просто сгореть?
— Хочешь пари?
— Иди к дьяволу со своими пари. У меня есть на что тратить свои кровные.
— Кровные? И когда ты кровь успел пролить? Когда разбил стакан виски, хлопнув им по столу?
Ощущение чужого взгляда не пропадает. Эд поднимает голову. На краю крыши, прямо над головой, вне всяких законов архитектуры висит статуя горгульи — с расправленными крыльями, из тех, что лепят на готических храмах. Сол зажмуривается, пытаясь прогнать наваждение, но когда он открывает глаза, статуя вдруг оживает, расправив крылья и взмахнув ими. Как завороженный, алхимик наблюдает её полёт. Сделав нисходящий круг, горгулья садится на невысокий каменный бортик, идущий вдоль набережной. В темноте её черты трудно разглядеть, но отчётливо видны широкие кожистые крылья, длинный лоснящийся хвост и массивная олова с жёлтыми кошачьими глазами. Передние конечности у него, как у гориллы заметно длиннее нижних, так что за бортик он держится всеми четырьмя, лишь слегка согнув ноги в коленях. Остальные только теперь замечают его. Филины замирают, а один падает на колени, подняв руки в жесте не то подчинения, не то восхищения.
— Уходите, — голос Эдвард узнаёт. Не голос даже — рычание, то самое, которое он слышал месяц назад на дне пивоварни. — А ты, алхимик, останься.
Филины бегут так быстро, как только могут — спотыкаясь и толкая друг друга, а Спичка исчезает ещё до того, как Рипперджек произносит первое слово. Эд остаётся один, стоя прямо перед чудовищем, в существование которого ещё пару месяцев назад просто не мог поверить.
— Зачем сбежал? — спрашивает Джек. Странно, но на нём длиннополый двубртный сюртук и белая сорочка с шелковым галстуком. Эд набирает полную грудь воздуха.
— Не от тебя. От пожара. Не хотел заживо сгореть в твоей пивоварне.
Похожие на два крупных янтаря глаза смотрят не мигая. Взгляд тяжелый, испытывающий.
— Пивоварня не сгорела.
Сол кивает.
— Это хорошо.
— Хорошо? В этом нет ничего хорошего, равно как нет ничего плохого, — философский смысл слов плохо сочетается с рычащим басом. — Пожар продолжится. Пройдёт не один день, прежде чем его потушат. Вопрос не в том, кого он пожрёт, а кого пощадит. Вопрос в том, что случится после.
