«Земля – Марс», будто страстный ракетомоделист, движущий миниатюры по доске из папье-маше в собственном подвале. К семидесяти годам, к моменту смерти, старик – через «Вильгельмина Секьюритиз» – контролировал около сотни как-либо связанных, а то и вовсе не связанных с перевозками отраслей промышленности на обеих планетах. На сегодняшний день стоимость его сети просто не поддавалась подсчетам даже в целях налогообложения: если уж начистоту, попытки оценить ее могли крайне скверно закончиться и для государственных налоговых инспекторов.
«Все дело в дочках, – подумал Джонни. – Если бы не они, не их школа там, в Оклахоме…»
Не будь он человеком семейным – о’кей, сцепился бы даже с самим Луи, однако… однако сейчас главнее всего дочери, две его малышки, и, конечно же, Сара Белл.
«О них думаю, не о себе».
С этой мыслью Джонни и продолжил дожидаться, когда же ему наконец представится возможность заняться телом, покоящимся в саркофаге, согласно подробным указаниям старика.
«Так, прикинем. Полужизни ему, вероятно, отпущено где-нибудь с год, и разделит он этот срок рационально, составит план – примерно так же, как бюджет будущего финансового года. Пару десятилетий будет прихватывать время от времени по месяцу, ближе к концу, к угасанию – по недельке, а далее – всего по деньку».
А затем, под конец, старина Луи начнет возвращаться к живущим не более чем на пару часов. Сигнал ослабнет, неяркие искорки электричества в замороженных клетках мозга потускнеют, умерят прыть… голос из динамиков усилителя зазвучит тише, тише, а там… Безмолвие. Гробовая тишина. Вот только дожидаться этого придется ни много ни мало двадцать пять лет. Окончательно мозг старика одряхлеет, увянет не раньше 2100-го.
Торопливо докуривая сигарету, Джонни Босая Пятка вспомнил тот давний день, когда, неловко переминаясь с ноги на ногу, запинаясь, мямля, убеждал девицу за столом кадрового бюро «Архимедеан Энтерпрайзес», что ему позарез требуется работа, что у него имеется на продажу ряд блестящих идей. Идей, которые помогут распутать, сбросить с шеи удавку забастовок, покончить с побоищами в космопортах, с войной за сферы влияния между соперничающими профсоюзами – и, если вкратце, избавят Сараписа от необходимости полагаться на поставляемую этими профсоюзами рабочую силу вообще. Да, он уже тогда понимал, насколько грязный план пришел предложить, но оказался прав: денег его идеи стоили. В конце концов девица отправила его к мистеру Першингу, заведующему кадровым бюро, а Першинг – лично к Луи Сарапису.
– Так-так, – хмыкнул Сарапис. – Стало быть, пусковые площадки посреди океана? В просторах Атлантики, за пределами трехмильной зоны?
– Да, – подтвердил Джонни. – Любой профсоюз – организация внутригосударственная, а потому за пределами территориальных вод никаких юридических прав не имеет. Однако коммерческое предприятие – организация международная. Понимаете разницу?
– Но ведь работники потребуются и там. В тех же количествах, если не в больших. Где их взять?
– В Бирме, в Индии, в Малайских штатах, – пояснил Джонни. – Набирать молодежь без специальностей и вывозить туда. Обучать на месте, связав долгосрочными контрактами. Например, обязать отработать проезд и все прочее.
По сути, загнать в долговую кабалу.
Мысль Джонни пришлась Луи Сарапису по душе. Небольшая империя в нейтральных водах, обслуживаемая рабочими, лишенными всяких законных прав… идеально!
Так Сарапис и сделал, а Джонни пожаловал должность в пресс-бюро – в лучшем месте для человека, рождающего гениальные идеи, не связанные с технической стороной предприятия. Другими словами, для человека без образования, «нонкола». Ни на что не пригодного отщепенца. Нелюдима. Неудачника, не сумевшего окончить колледж.
– Эй, Джонни, – спросил однажды Сарапис, обнажив в улыбке два ряда зубов из нержавеющей стали, – а почему ты, такой хваткий, школу-то бросил? Все знают: в наши дни без образования никуда. Саморазрушительные наклонности?
– Угадал, Луи. Так и есть, мне правда жить неохота. Мерзок я сам себе, – мрачно ответил Джонни Босая Пятка, вспомнив собственную идею насчет долговой кабалы… вот только идея пришла ему в голову уже после того, как он бросил школу, а стало быть, суть заключалась не в ней. – Наверное, надо бы к психоаналитику обратиться.
– Жулики они, – возразил Луи. – Жулики и шарлатаны, все до единого. Уж я-то знаю – шестерых в разное время держал на жалованье, исключительно для себя одного. Нет, с тобой вот что неладно: претензий у тебя куча, а терпения – ноль. Не можешь получить все и сразу – ну и ладно, не очень-то и хотелось. Не желаешь наверх шажок за шажком карабкаться, не приспособлен к долгой борьбе.
«Однако наверх я вскарабкался, – снова, как и в тот день, подумалось Джонни. – Работать на тебя… куда уж выше? Попасть к Луи Сарапису хочется каждому: всевозможной работы у него – хоть отбавляй».
Вот и эта двойная вереница скорбящих, тянущаяся мимо саркофага… может, все они тоже работники Сараписа или родные его работников? Да, вероятно. Либо работники с семьями, либо те, кто живет на пособие по безработице, пропихнутое Сараписом через Конгресс и узаконенное три года назад, во время очередного экономического спада. Сарапис… заступник, отец-кормилец для всех бедняков, голодных и безработных! Чего стоят одни только благотворительные столовые с длиннющими очередями, такими же, как сейчас…
Быть может, в тех очередях за бесплатным супом даже стояли те же самые люди, что сегодня прощаются с ним?
Тут локтя Джонни почтительно коснулся охранник траурного зала. Не ожидавший этого, Джонни вздрогнул и смерил его вопросительным взглядом.
– Скажите, вы ведь и есть мистер Босая Пятка, пресс-секретарь старины Луи?
– Да, – подтвердил Джонни.
Погасив сигарету, он принялся свинчивать крышку с термоса, принесенного Сарой Белл.
– Кофе будете? Или, может, вы здесь, в административном центре, к холоду привыкли?
Траурный зал для торжественного прощания Луи предоставили власти Чикаго в знак благодарности за неоценимый вклад в развитие города и окрестностей. И то сказать – сколько заводов и фабрик он здесь открыл, скольким обеспечил стабильные заработки…
– К нему поди привыкни, – пожаловался охранник, приняв чашку с кофе. – Знаете, мистер Босая Пятка, я вами давно восхищаюсь. Нонкол, а поглядите, куда взлетели! И должность высокая, и жалованье любому на зависть, не говоря уж о славе. С таким примером перед глазами и нам, всем прочим нонколам, жить веселее!
Джонни, невнятно хмыкнув, тоже глотнул кофе.
– Конечно, – продолжил охранник, – на самом-то деле за это, пожалуй, Сараписа надо благодарить: это ведь он взял вас на должность. Мой шурин тоже к нему на работу устроился пять лет тому назад, когда никто на свете, кроме Сараписа, не увеличивал штаты. Вы небось слышали, как его порой честят: скряга, мол, живодер старый, профсоюзы к себе не пускал и так далее… но вспомните, скольким старикам он дал пенсии! Мой отец на пенсию от Сараписа жил до самой смерти. А все те билли,
