У стены в столбе света возникла фигура обнаженной девушки. Действительно «голо», сострил мысленно Хан, краснея. Если бы не этот столб света и не неподвижность, девушка выглядела бы реальной, живой. Хану стало не по себе.
Рядом с первой голограммой появилась вторая — фигура юноши, как две капли воды похожего на девушку, одного роста. Световые цилиндры Хэгши сделала специально, чтобы не было слишком сильного впечатления.
— Слева — это вы сейчас, а справа — каким вы будете. Размеры коррекции фигуры в плоскости в земных мерах следующие: ширина плеч увеличивается на пять сантиметров, на столько же уменьшается ширина бедер, запястье — плюс два миллиметра, ширина пальцев — плюс полмиллиметра, их длина — плюс пол-сантиметра, ширина ладони — плюс миллиметр.
— Мне кажется, коррекция маловата, — осторожно сказал Хан, не в силах скрыть недовольство.
— Иначе нарушится гармония.
— Нельзя ли осуществить более радикальную коррекцию? — спросил он с таким видом, словно вниз головой в воду бросался.
— А именно?
— Прежде всего — рост. Сто шестьдесят пять сантиметров — для парня это смешно. Должно быть хотя бы около ста девяноста. Ну, и соответственно — фигура с мускулатурой. Вроде Арнольда Шварцнеггера. Такие вот у меня преувеличенные представления о мужественности…
Самоирония — явно постоянная его манера, средство самозащиты.
— …А длинные волосы оставлю. Это не признак пола. Длинные волосы, например, у индейцев. И в мужестве, и в мужественности им разве что расисты откажут! — с неожиданной яростью продолжил Хан. И тут же сильно смутился. — Так можно ли осуществить подобную коррекцию?
— Да. Но не советую. Нарушится координация движений, восстанавливать ее долго, сложно и не всегда удается полностью. Вы не можете не понимать, как это важно.
— Конечно, — обескураженно согласился Хан. — Мужчина — защитник. Он должен уметь драться. А какая драка при нарушенной координации? Кажется, я говорю глупости.
— Да нет, все правильно, — сказала Хэгши. — И будут недоступны некоторые профессии.
— Еще я хотел бы изменить лицо — чтобы никто не мог узнать.
— А вот это не советую категорически. Вы очень красивы. Изменить такое лицо до неузнаваемости можно только в худшую сторону.
Подобрать другую гармонию, подходящую к строению лицевых костей, трудно. Менять же их строение… Я не решусь скорректировать ваше лицо даже минимально, чтобы сделать черты чуть резче. Но оно одинаково красиво и для девушки, и для юноши.
— Для юноши даже больше подходит — подбородок квадратный, — вздохнул Хан, сдаваясь.
— Вот видите. Теперь — материал для клонирования. Идите сюда. Это просто и быстро, как анализ крови у вас на Земле. Программировать клоны буду завтра, поскольку я уже устала… Все. Теперь идемте, я покажу вам комнату.
Хэгши встала и направилась к двери.
— Что я как раз и имел в виду, — пробормотал Хан. — А если девушке, которая мне понравится, я буду по плечо?
Хэгши обернулась, чуть заметно улыбаясь.
— Это совершенно не имеет значения.
— Еще как имеет, — сердито возразил Хан. — Или она меня вообще не заметит, или будет смеяться, или над ней будут смеяться, что хуже всего.
— Не заметить невозможно. Если будет смеяться или придавать значение насмешкам, значит, не стоит внимания. Но здесь никто не будет смеяться.
Хан утомленно провел руками по лицу и ничего не ответил.
От ужина он отказался, но Хэгши убедила его выпить стакан какого-то «соуса» — вкусно, полезно и быстро.
Оставшись один в отведенной ему комнате, он — вместо того, чтобы повалиться на кровать, ведь почти падал от усталости — подошел к зеркалу и воззрился на свое отражение. Очень красив?!
Темные волосы откинуты назад и падают на спину, прикрывая лопатки.
Продолговатое бледное лицо, высокий лоб, густые черные брови, крупные глаза, светлые, но в сумрачной комнате кажутся темнее и ярче, а потому еще крупнее, тонкий нос с горбинкой, маленький рот, тяжеловатый подбородок. Очень красив? Сказать так о себе он мог с полным правом на Земле, но здесь, если кто и очень красив, то именно сами тайриане, все без исключения. Это первое, что бросается в глаза даже человеку, ничего не замечающему вокруг себя. Услышать такое от тайрианки!
Хан в недоумении пожал плечами, отошел от зеркала, разделся и улегся в постель.
Стемнело. Сон не шел. Хан смотрел в окно на Ириолис, столицу планеты. Ему были видны два-три ближайших здания, возвышающихся над вершинами могучих деревьев парка, и дуга верхнего яруса эстакады, огибающей дома. По ней и в воздухе проносились блестящие обтекаемые машины — гравимобили. В таком же он примчался сюда, к знаменитой Хэгши Керайдин, едва межзвездный корабль приземлился на Хинн-Тайре.
Другая планета, не Земля. Фантастика! А все такое же: солнце, небо, зелень.
Небо, правда, выше, чем на Земле. Или так кажется из-за колоссальных зданий Ириолиса?
И люди такие же. Нет, не такие. Во-первых, несравнимо красивее. Во-вторых, корректнее, тактичнее, доброжелательнее и… И — что? Уже ни одна извилина не ворочается, а все никак не заснуть. Пойти проветриться, что ли?
Хан поднялся и вышел (все двери раздвигались, едва он к ним приближался), оглянулся на здание (одноэтажное, выглядит небольшим, хотя внутри помещения очень просторные) и стал смотреть туда, где за лесом был космопорт.
Там, далеко, из-за сплошной темной массы деревьев вставали, упираясь в небо, столбы света, очерчивающие на высоких легких облаках огромный бледный круг, и корабли, сверкая разноцветными огнями, поднимались и уходили в этот круг, а другие спускались с неба, появляясь из облаков. Хан долго не мог оторваться от этого зрелища.
«Ладно, пора все-таки бай-бай, а то сейчас упаду там, где стою».
Он подошел к двери, но она не открылась. Вот тебе раз. Пароль, что ли, какой нужен? Выходит, теперь ночевать на улице? Влип в историю, нечего сказать, хохма для всей планеты. Только с ним и могло произойти такое.
Хан сел на скамейку, подтянул колени к подбородку и обнял их руками — так теплее. Он вышел в рубашке и плавках, а сейчас ночь — хоть и лето, но все равно холодно. Сидел, дрожал и кипел от досады на себя.
Неожиданно он краем глаза уловил движение, вздрогнул и резко повернул голову. В открывшемся дверном проеме стояла Хэгши.
— Захотел подышать свежим воздухом, а потом не смог открыть дверь, — объяснил Хан, не дожидаясь вопроса.
Он слез со скамейки и пошел к входу, двигаясь несколько скованно оттого, что замерз. Дрожь вдруг исчезла, словно ее выключили, стало тепло. Хан слегка удивился, но не понял, что произошло.