Дэвид Брин - Звёздный прилив

— Уверена: здесь нас никто преследовать не будет.

Конечно, я поделилась этой догадкой только с ним, и поэтому никого не пришлось обманывать. Том улыбнулся и промолчал: пощадил мое желание надеяться только на лучшее.

Конечно, они не оставят нас в покое. «Стремительный» мог уйти только по нескольким пространственным линиям, не пользуясь пунктом перехода. Вопрос лишь в том, сумеем ли мы отремонтировать корабль и улететь прежде, чем появятся галакты.

Впервые за последние дни мы с Томом смогли несколько часов побыть наедине. Мы ушли в свою каюту и занимались любовью.

Сейчас он спит, а я пишу эти строки. Не знаю, когда смогу их продолжить.

Только что позвонил Крайдайки. Он вызывает нас обоих на мостик. Вероятно, чтобы фины видели и знали, что патроны-люди рядом. Даже такой опытный астронавт, как Крайдайки, время от времени испытывает подобную потребность.

Если бы и у нас, людей, было такое психологическое убежище!

Пора заканчивать писать и будить моего уставшего спутника. Хочу еще кратко изложить, что сказал мне Том вчера, когда мы смотрели на бурные моря Китрупа.

Он повернулся ко мне, улыбнулся своей необычной улыбкой — как всегда, когда мыслит иронично, — и просвистел на дельфиньем языке тринари краткую хайку:

Я рассмеялась. Иногда мне кажется, что Том наполовину дельфин.

Фины тысячелетиями смеялись над людьми. Люди всегда казались им ужасно смешными. То, что люди вмешались в их генетику и научили инженерии, нисколько не повлияло на это отношение.

Фины по-прежнему наглецы.

Тошио смотрел на маленькую инструментальную панель своих морских саней, делая вид, что проверяет показания глубиномера. Сани двигались на глубине десять метров. Никаких поправок вносить не нужно, но Тошио сосредоточился на панели, когда к нему подплыл Кипиру — несомненно, собираясь отпустить новую шутку.

— Маленькие Руки, свистни! — Гладкий серый дельфин сделал справа от Тошио «бочку» и подплыл поближе, небрежно взглянув на него. — Насвисти нам мотив о кораблях, и космосе, и возвращении домой!

Голос Кипиру, резонируя во множестве полостей его черепа, напоминал звук фагота. Но дельфин с таким же успехом мог имитировать гобой и саксофон.

— Ну, Маленькие Руки? Где твоя песня?

Кипиру говорил так, чтобы слышали все остальные. Прочие дельфины плыли тихо, но Тошио знал, что они слушают. Он радовался, что Хикахи, командир экспедиции, находится впереди, в разведке. Было бы гораздо хуже, если бы Хикахи оказалась рядом и приказала Кипиру оставить юношу в покое. Слова Кипиру ничто по сравнению с позором — его, Тошио, защищают, как беспомощного ребенка.

Кипиру лениво перевернулся вверх брюхом около саней и легкими движениями плавников удерживался рядом. В хрустально чистой воде Китрупа все странно преломлялось. Похожие на кораллы вершины металлических островов-холмов мерцали, как горы, сквозь дымку в конце длинной долины. С поверхности свисали длинные нити водорослей.

Серая шкура Кипиру фосфоресцировала, острые как иглы зубы в его длинной узкой V-образной пасти блестели с насмешливой жестокостью, которая кажется преувеличенной... если не водой, то воображением Тошио.

Как фин может быть таким злым?

— Споешь нам, Маленькие Руки? Спой нам песню, на которую мы могли бы купить рыбной похлебки, когда наконец улетим с этой так называемой планеты и окажемся в дружественном порту! Свисти, чтобы спящим приснилась Земля!

В ушах Тошио, перекрывая негромкий гул очистителя воздуха, загудело от замешательства и неловкости. Он был уверен, что сейчас в любой момент Кипиру перестанет звать его Маленькие Руки и пустит в ход другое придуманное им прозвище — Великий Мечтатель.

Жаль, что он уже допустил ошибку, начал насвистывать, участвуя в исследовательской экспедиции с дельфинами, и те приветствовали его свист насмешками; но чтобы его издевательски величали титулом самых великих музыкантов среди горбатых китов... такого он выдержать не сможет.

— Мне не хочется сейчас петь, Кипиру. Почему бы тебе не попросить кого-нибудь другого? — Тошио понял, что одержал победу над собой: ему полностью удалось унять дрожь в голосе.

К его облегчению, Кипиру только просвистел что-то высокое и быстрое на гортанном тринари, почти на дельфиньем праймале, — хотя это можно было воспринять и как оскорбление. Потом дельфин изогнулся и устремился к поверхности за воздухом.

Вода везде чистая и голубая. Быстро проплывают блестящие китрупские рыбы; их чешуйчатые спины отражают свет, как плывущие замерзшие листья. Все вокруг разнообразных металлических оттенков. Утреннее солнце проникает в чистое спокойное море и отражается от своеобразных живых организмов этого странного и неизбежно смертоносного мира.

Но Тошио некогда смотреть на красоты китрупских вод. Он ненавидит эту планету, ненавидит искалеченный корабль, который принес их сюда, ненавидит дельфинов, своих товарищей по несчастью. Он плыл и наслаждался ядовитыми ответами, которыми смог бы парировать Кипиру: «Если ты так хорош, Кипиру, почему бы тебе не насвистеть нам немного ванадия?» Или: «Не вижу смысла насвистывать человеческую мелодию для дельфинов, Кипиру».

Эти воображаемые ответы казались очень эффектными. Но Тошио знал, что на самом деле никогда ничего подобного не сказал бы.

Прежде всего, пение именно китообразных, а не антропоидов принималось как законная плата во многих портах галактики. Конечно, высоко ценились печальные баллады китов, двоюродных братьев дельфинов, но все же Кипиру и его сородичи могли в большинстве портов купить выпивку, просто поработав своими легкими.

И вообще было бы ужасной ошибкой пытаться «качать права» по отношению к экипажу «Стремительного». В самом начале пути, после того, как они оставили Нептун, Тошио предупредил об этом старина Ханнес Свесси, один из семи людей, членов экипажа.

— Попробуй, и увидишь, что получится, — сказал механик. — Они будут ужасно смеяться, и я тоже, если окажусь в это время рядом. И скорее всего кто-нибудь из них ущипнет тебя. Если дельфины чего-нибудь не любят, так это людей, которые, не имея права, напускают на себя важность патронов.