Инквизиция. Возникла ли она в один миг или стала пасынком какой-то другой, более старой организации.
Эллера с опаской шагнула вперёд, вглядываясь в лицо того, кто лежал перед ней на траве.
«Красивый, — отметила она про себя. — Колберт ему не чета». Сердце почему-то кольнула боль. Ощущение неправильности той жизни, которой она жила и живёт. Близости чего-то настоящего, кристально чистого, для чего она, возможно, уже не годится, потому что она — это именно она. И там, в десятке метров за спиной, её ждёт зрелый мужчина, с которым она делит постель.
Незнакомец приоткрыл глаза. В зрачках стоял туман.
— Помоги… — одними губами повторил он.
Ровеналь с трудом соображал. Боль затопила сознание. Смутно он понимал, что с раной в плече что-то не так. Иначе его тело не могло бы так онеметь.
Ровеналь смотрел в голубые глаза той, чьё лицо нависало над ним, и впервые в жизни боялся умереть. Умереть, так и не вспомнив имени той, что на него смотрела. Потому что Ровеналем овладело отчётливое чувство, что они уже встречались. Были вместе миллионы лет и должны быть вместе теперь.
«Безумец… — пронеслось в голове, и Ровеналю стало смешно от вороха неуместных чувств, разрывавших его на части. — Сейчас она позовёт охрану… и тебе конец».
Ровеналю ужасно не хотелось просить в третий раз, а голубоглазая, тем временем, стояла и смотрела. И Ровеналь любовался серебристым светом луны, игравшим в её длинных платиновых волосах. «Не бывает таких людей…»
Вдали послышался топот ног.
Ровеналь попытался шевельнуться. Нужно было встать. Сознание на миг стало ясным, как небо над головой. Встать, схватить это ненормально красивое существо и затащить в стоящий рядом звездолёт.
Тело не слушалось. Боль стала только сильней, и Ровеналю показалось, что он чувствует струйку крови, бегущую по плечу.
«Неужели это конец?…»
В одно мгновение Ровеналь понял, что да. Его конец мог быть только таким. Должен был стать только таким. И последним, что он должен увидеть перед смертью, могли быть только эти глаза, в которых сейчас отражались огоньки звёзд.
«Убей меня… — захотелось прошептать, но не было сил, чтобы произнести это вслух. — Если я погибну — пускай от твоей руки».
Но голубоглазая стояла, и смотрела, и не делала совсем ничего. Казалось, она вообще находится не здесь. И ей абсолютно наплевать на топот ног. Наплевать на то, что если её застанут здесь, рядом с ним, то отправят в застенки так же, как и самого беглеца.
«Дурак… она же не знает, кто ты». Ровеналь понял, что должен предупредить. Должен спасти. А значит, просто не имеет права умереть здесь и сейчас.
Он снова попытался шевельнуть рукой, и сознание мгновенно заволок кровавый туман.
Хотя Колберт в обществе проявлял себя как человек вежливый и приятный, Эллера уже давно заметила, что временами с ним бывает тяжело. Венсен не был мизантропом, но глубоко в душе страдал от неуверенности в себе, которая заставляла его сомневаться в каждом, кто находится рядом.
В тот вечер Колберта как раз несло.
Раньше, чем они выехали из отеля, Эллера узнала о себе много совсем не нового — а именно, что она — охотница за лёгкой наживой, проходимка и использует Колберта… для всякого.
Олсон молчала, потому что знала, что Колберт во многом прав. Однако её собственная злость с каждым новым выпадом становилась сильней.
Эллера уже в семь начала поглядывать на часы, хотя и знала, что приём в посольстве начнётся только в восемь, а ей самой торчать на нём до тех пор, пока не отправится спать последний гость.
«Нужно использовать все возможности», — уговаривала она себя. Но мысли вместо этого сворачивали на рассуждения о том, что она, вообще-то, всегда хотела быть оперативником. Никогда не любила приёмов, костюмов и светской болтовни. Эллера плохо ладила с людьми и предпочитала общаться с теми, с кем можно говорить откровенно.
Она успела поздороваться с девятым астрологом Дюраля, Малером, который, по слухам, поддерживал советами самых влиятельных людей Конфедерации. Это был седовласый мужчина с мягкой окладистой бородой и добрыми, но очень хитрыми глазами.
Колберт как раз увлёкся разговором с молодой эльдаркой, и Эллера решила, что это хороший случай договориться о неформальной встрече. Она с искренним удовольствием выслушала рассказ Малера о том, что Вселенная движется по кругу, а траектории звёзд лишь позволяют тому, кто умеет видеть, разглядеть, что было вчера, — и так понять, что будет завтра.
— Вы так уверены, что ничего нового произойти не может? — вежливо поинтересовалась Эллера.
— А вы уверены, что время движется вперёд? Я вижу это по вашим глазам.
Эллера задумалась. Ей стало грустно.
— Так меня учили, — ответила она и тут же подумала, что выдаёт себя. Со времени падения Эквилибриума появилось множество новых исторических теорий — но все они возникали именно для того, чтобы создать альтернативу линейному видению, предложенному Мастером несколько сотен лет назад. Эллере было двадцать семь, и она определённо должна была изучать одну из них, а не ту, о которой говорила.
Малер, однако, не удивился.
— Одна из старых школ, — понимающе кивнул он.
— Вы, очевидно, учились не в такой, — не удержалась Эллера, чтобы не поддеть.
— Почему же, — Малер поднял густую бровь. — Я много старше вас, молодая леди. Когда я учился, считалось, что наука всего одна, разных вариаций нет. Все остальные теории — ложь.
В сердце Эллеры поднялась не совсем понятная ей самой злость. Захотелось спорить, но она лишь крепче стиснула кулак. Олсон изо всех сил старалась держаться непринуждённо, хотя и знала, что ближе к ужину у неё разболится от этого голова.
— Но вы не поверили, — Эллера всё-таки не смогла промолчать.
— Нет, я просто считал, что эту теорию есть куда развивать, — во взгляде Малера не было злости, когда он это говорил. — Я согласен… по крайней мере, я очень хотел бы верить… что существует прогресс. Но оглядитесь по сторонам… Наша жизнь ничуть не отличается от той, которую вели наши предки, не зная космических полётов. Ну, может быть, тогда аэрокары не летали, а передвигались на колёсах по земле. Да гвинир, — Малер поднял в воздух бокал с искрящимся вином, — выдыхался до того, как успевали его допить.
— Прогресса науки недостаточно, чтобы жизнь людей изменилась.
— Я не совсем о том, — мягко поправил её
