Механоиды посадили Навка в огромный металлический ковш в бесконечной череде таких же ковшей конвейера, в которых из котлована поднимали грунт. Ковш поехал под уклон и вскоре вообще перешел на вертикальное погружение. Стены поднялись вверх.
Навк ехал очень долго. Сумрак охватил котлован, мгла укрыла его дальний конец.
Внизу проступили бледные пятна фонарей. Скоро ковш приблизился к ним. Навк увидел дно котлована. Оно было не просто неровным, а взрытым, вздыбленным, всклокоченным. Грохотали гигантские экскаваторы, перегружая в ковши тонны грунта. Ревели землеройные машины, взламывая каменные пласты, спресованные неимоверным давлением планетной толщи. Дальний конец разработок был значительно более углублен, и там из-под земли выходило какое-то черное тело. Посреди котлована вздымался стальной столб главного механоида-надзирателя с венцом лучеметов, которые держали под прицелом всю площадь. В стороне, покосившись, на четырех опорах, как стол, стояла жилая платформа с жестяными бараками, в которых жили каторжники.
Каторжников было три-четыре десятка. Навк так и не сумел их сосчитать: все они казались ему на одно лицо. Худые, сгорбленные, бледные, грязные, они были одеты в тряпье, заросли волосами и бородами, и различить их можно было лишь по увечьям. Кто-то попал сюда за воровство, за грабеж, за пиратство, кто-то просто случайно залетел в Пцеру, а кто-то некогда подошел ближе, чем дозволено, к зловещей тайне Сатара и, заклейменный кораблевой болезнью, поплатился свободой.
Но каким бы ни был путь, приведший узников на Калаат, окончиться ему суждено было одинаково. Каторга вывела этих людей за предел человеческого естества, и теперь в молчании, безропотном мучении и беспросветном труде они ждали смерти, чтобы те, кто попадет сюда после них, положили их легкие тела в ковши конвейера, а ковши вывалили их на склоны новых отвалов в грязь и забвение.
Колонию каторжников в страхе и повиновении держал человек по имени Ордал. Будучи на свободе, он вместе со своей шайкой захватил планету Дром и объявил себя империей Новый Ретилай. Бандиты поклонялись Нанарбеку, вернее, тем ужасам, что рассказывались о нем в Эпосе «Сатариада». Сектанты Ордала возрождали кровавые обряды древности, пытки и казни, жертвоприношения, оргии. Когда механоиды штурмом взяли замок Ордала на Дроме, в его черных от копоти залах в грудах жирной золы были найдены обугленные человеческие кости, пыточный инвентарь, покрытый заскорузлой кровью, и переплетенный в человеческую кожу фолиант, называющийся «Радость ножа». Мерзкие псы в коридорах замка дожирали останки казненных. Галактика была потрясена преступлениями сектантов, и это еще сильнее утвердило людей в вере, что монахи Нанарбека действительно были изуверами и инквизиторами. Ордала отправили на Калаат, но здесь он быстро выкарабкался к власти. Он по своей воле вершил судьбы узников, а несколько откормленных громил были его армией в колонии изможденных и отчаявшихся людей.
Ордал и его дружки жили в лучшем бараке, посреди которого торчал белковый синтезатор. Он подчинялся сигналам с поверхности. Если каторжники не выполняли дневного урока, синтезатор ограничивал или вообще прекращал выдачу безвкусной белковой каши. Опричники Ордала всегда наедались досыта и еще прикармливали на потеху толстую рогатую ящерицу, прочие же получали то, что оставалось после трапезы главаря и его шайки. Чтобы никто из изголодавшихся людей не добрался до синтезатора, возле него всегда дежурил первый помощник Ордала по кличке Колтун.
Каторжная работа отнимала столько сил, что ни на что иное их уже не оставалось.
С первых же дней она могуче всосала Навка в себя, и через некоторое время дух его начал ссыхаться, чувства очерствели, мысли поблекли. Навк видел, что неуклонно превращается в такое же безликое существо, как и остальные каторжники.
Он боролся со своим внутренним опустошением, но утраченные ценности нечем было заменить, да и потеря их только облегчала жизнь. Гордость, достоинство, талант, ум, любовь, — все здесь было излишним, ненужным. Ордал определил Навка на худшую работу — в землеройную машину. Душевная боль начала утихать, оттесненная, всепоглощающим желанием отдыха, сна и белковой баланды. Однако Навк не позволял себе стать животным, его начинало трясти при виде рогатой ящерицы, хрюкающей над корытом, когда он сам целый день был голоден. Навк не полз к корыту, чтобы жрать вместе с гадиной, как делали многие каторжники. Он уходил подальше, отыскивал гладкий камень и сосал его. Шайка Ордала, издеваясь, прозвала его за это «камнеедом».
Однажды Колтун, потешая приятелей, вынес Навку из своего барака миску, полную камней. Навк осторожно выбрал из нее самый большой камень и со всего размаха ударил им Колтуна. Опричники, испугавшись его лица, не тронули его. Но утром Навк проснулся от того, что на грудь ему положили камень с выцарапанным на нем крестом.
Судя по всему, грядущий день должен был стать последним в жизни Навка. Юноша решил провести его по-человечески. Он не пошел работать к своей землеройной машине, а по кручам и ямам отправился вдаль, вглубь котлована. Он ушел очень далеко, туда, где дно котлована резко понижалось и из породы выступало какое-то гигантское черное тело. Дойдя до обрыва, Навк начал медленно спускаться по глыбам склона. Белое небо плавало над его головой, освещая унылую, безрадостную панораму взрытых каменных груд, оползающих вниз со ската, и глухо-черный, шершавый бок таинственного монолита. Навк знал, что этот черный камень не брал никакой вибронож, о него ломались закаленные скальные сверла, взрывы не откололи от него и кусочка. Абсолютно непроницаемая, абсолютно неуязвимая громада лежала на дне котлована, преграждая путь в глубины землеройным машинам, и поэтому рабочую площадку перенесли к другому краю, где было повыше. Навк ступил на поверхность черного гиганта и сразу почувствовал, как его пятки сквозь башмаки лижет космический холод.
«Как возможно такое? — думал Навк. — Как в человеке совмещаются такие несравнимые категории: Галактика, Хоровод Миров, война Кораблей с Мамбетами — и вдруг какие-то ублюдки, баланда, драки, мерзости: Зачем судьба выстраивает в один ряд жестокого, но великого Корабельщика, Дождилику — и подонка Ордала, недоразвитого Колтуна:» Навк вспомнил дочь Корабельщика, почти забытую им за дни, что провел на Калаате, вспомнил ее глаза, губы, кудри, руки, вспомнил Парусник и свой «Ультар»:
— «Ульта-а-ар!..» — громко крикнул Навк в пустоту над головой. Крик гулко раскатился в каменных лабиринтах и отразился звонким, скачущим эхом. Нет, видно, зря говорил Корабельщик, что каждый человек имеет свой корабль. «Ультар» не шел на зов Навка. А может, он, Навк, и не стоил этого? Какое кому дело до того, что происходит в его душе?.. Горечь подкатила к горлу, и Навк побрел обратно, не имея больше сил сопротивляться судьбе. Черный монолит остался за его спиною, а вскоре показалась платформа с жестяными бараками.
