Я с удовольствием вдыхал чистый, уже почти лишенный запахов, холодный воздух. Боб, задрав лапу, метил очередное дерево. Причем, делал это уже почти минуту, пытаясь выдавить из себя хоть каплю.
— Добрый день! — послышалось сзади.
Я обернулся. Передо мной стоял маленький толстенький человек в сером плаще. Он приподнял над лысеющей головой шляпу, такую несуразную в нынешнее время, и широко улыбнулся. Другой рукой он держал на поводке взволнованно переминающегося с ноги на ногу карликового пинчера. Мой Боб, конечно, не волкодав, но мужчина с такой миниатюрной собачкой смотрелся весьма комично.
— Вы не будете против, если мы присоединимся к вашей компании? Сегодня в парке почти никого нет, даже поговорить не с кем, а я, знаете ли, весьма охоч до общения. Да и Джульетте, — он кивнул на свою собачку, — будет веселее. О! Ну, конечно, если только я не стану помехой в вашем стремлении к одиночеству под сенью этого великолепного парка. Я отлично понимаю. Сам, знаете ли, частенько нуждаюсь в уединении, в особенности, когда находит вдохновение, сотни мыслей роятся в голове и требуют порядка. В такие минуты я бегу от городской суеты, добровольно становлюсь отшельником и живу исключительно внутренним миром. Даже есть порой забываю. Я уж не говорю про женщин. — Он тихонько захихикал, прикрывая рот рукой в черной вязаной перчатке, глаза его сузились, и своим пухлым скуластым лицом он стал походить на китайца.
Через некоторое время он отнял руку ото рта и вопросительно посмотрел на меня. Глаза из щелочек превратились в две маленькие коричневые пуговки, а взъерошенные брови слегка вздернулись. Я рассеянно смотрел на его маленький, кнопочкой, порозовевший на холоде нос и тонкие губы, застывшие в полуусмешке, и наконец спросил:
— Вы писатель?
— Почему писатель? — Он удивленно захлопал ресницами.
— Или музыкант?
— С чего вы так решили?
— Ну., вы там что-то говорили про вдохновение…
— Ах, это! — Он опять захихикал, прикрывая рот рукой, и я решил, что у него, видимо, плохие зубы. — Что вы! — Он отнял руку. — Неужели вы думаете, вдохновение доступно только людям искусства? Нет! — Он улыбнулся широко, и я увидел, что зубы у него хорошие, белые, только редкие.
— Я физик. А нам, ученым, вдохновение тоже требуется, в этом мы мало чем от людей искусства отличаемся. Физики и лирики, знаете ли, одного поля ягоды. А вы писатель? Я просто интересуюсь, поскольку вы мне сами задали такой же вопрос.
— Почти. — Я пожал плечами. — Я журналист.
— А-а, — протянул он. — Новости, репортажи с места событий?
— Не совсем. Я пишу очерки и статьи.
— На какую же тему, позвольте полюбопытствовать?
— В основном, на социальную.
— Так это же прекрасно, друг мой! — воскликнул он и довольно фамильярно хлопнул меня по плечу. — Вы-то мне и нужны, вас мне сам Бог послал!
— В каком смысле? — Я невольно отступил.
Этот человек почему-то не вызывал у меня особого доверия, он мне даже показался немного с приветом.
— Я вам сейчас все объясню. Для начала позвольте представиться. — Он назвал свое имя. По определенным причинам, я не буду приводить его в этом повествовании. Назовем его просто — экспериментатор, тем более что он сам себя так назвал. — Я, знаете ли, физик-экспериментатор. Все свои теории незамедлительно проверяю на практике, а для этого приходится конструировать весьма хитроумное оборудование и проводить сложные физические опыты.
— Не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне? — удивился я.
Боб тем временем, уже закончив свои дела, нетерпеливо крутился вокруг моих ног, то и дело, прыгая в сторону и натягивая поводок. Джульетта смирно стояла подле своего хозяина и лишь слегка приседала и шевелила ушами, когда Боб начинал тявкать. Я медленно двинулся к выходу из парка.
— Самое прямое! — воскликнул экспериментатор, поспешив за мной. — Недавно я совершил потрясающее открытие. Пока оно, правда, только на бумаге, но я уже почти закончил создание прибора, который поможет мне доказать эту теорию на практике. Это будет грандиозный опыт — физикосоциальный опыт, если хотите. И вы как журналист-социолог обязательно должны поучаствовать в этом эксперименте с тем, чтобы потом описать его в тех самых ярких красках, которыми вы, журналисты, умеете описывать. Очень важно правильно и грамотно донести до людей результаты опыта, дать им возможность вникнуть в суть этого открытия и научиться пользоваться им… Нет, нет! — воскликнул он, заметив сомнение на моем лице. — Я не призываю вас приукрашивать и сочинять небылицы. Я прошу только описать все это понятным, доступным обывателю языком.
К этому времени мы уже вышли из парка и остановились перед моим домом.
— И все же я не совсем понимаю, что вы от меня хотите, — сказал я.
— Давайте сделаем так. Я живу вон в том доме. Второй подъезд, третий этаж, квартира номер сорок шесть. Запомнили? Приходите ко мне сегодня часиков в семь, я вам все подробнейшим образом расскажу. Поверьте, вы не пожалеете. Можете, кстати, и своего пуделя взять.
— Это спаниель, — обиделся я за Боба.
— Надо же! — Он закусил губу. — А так на пуделя похож. Как его величают?
— Боб.
— Ну, так прихватите с собой Боба. С Джульеттой поиграет…
— Думаю, это липшее. Он вполне может посидеть дома.
— Так, значит, вы придете? — обрадовался экспериментатор.
— Да, — немного помедлив, ответил я.
Мне действительно стало любопытно. Этот чудаковатый тип сумел меня заинтриговать. Я, конечно, не склонен был воспринимать всерьез всю эту болтовню насчет «потрясающего открытия», но последнее время у меня что-то никак не вырисовывалась интересная тема, а два уже начатых очерка я никак не мог дописать, остыл, потерял интерес. Благодаря этому физику я надеялся немного восстановить бреши в своем творческом мышлении и, если не разродиться каким-нибудь новым творением, то хотя бы закончить начатое.
В назначенное время я стоял перед обитой потертым дерматином дверью и давил на кнопку звонка. Однако ожидаемой трели не раздавалось (я почему-то был уверен, что должна быть примитивная трескучая трель, а не какой-нибудь «дин-дон»), в квартире было тихо. Я надавил на кнопку сильнее — никакого эффекта. Я стоял в раздумье: постучать в туго натянутый дерматин или просто повернуться и уйти. Как вдруг замок щелкнул, и дверь распахнулась. На пороге стоял экспериментатор и улыбался во весь рот. На нем был синий тренировочный костюм и домашние тапочки с опушкой. В ногах его жалась, с недоумением оглядывая меня, Джульетта.
— Проходите, голубчик, проходите! — Он посторонился, впуская меня в квартиру.
