Теперь рот робота перестал двигаться, но в приемнике Лаки зазвучал голос: хриплый и неровный, с большими промежутками между словами:
— Что вы здесь делаете, сэр? Почему вы здесь?
— Не спрашивай меня, — сказал Лаки. — Почему ты здесь?
Робот мог говорить только правду. Он сказал:
— Я получил инструкцию периодически разрушать определенные объекты.
— Кто дал такую инструкцию?
— У меня есть инструкция не отвечать на этот вопрос.
— Тебя сделали в системе Сириуса?
— Меня сконструировали на одной из планет Сирианской конфедерации.
Лаки нахмурился. У этого существа был крайне неприятный голос. Лаки случалось видеть в экспериментальных лабораториях нескольких роботов, изготовленных на Земле. Они получили голоса, которые и прямо, и по радио звучали так же приятно и естественно, как голоса хорошо образованных людей. Право же, сирианцам следовало бы над этим поработать.
Его мысль перескочила на более неотложную проблему. Он сказал:
— Я должен найти затененное место. Пойдем со мной.
Робот тут же ответил:
— Я направлю вас в ближайшую тень.
Он пустился рысцой, его металлические ноги при этом двигались не совсем четко.
Лаки последовал за этим созданием. Ему не нужно было указывать направление в тень, но он хотел понаблюдать за походкой робота, и немного отстал.
То, что с большого расстояния показалось Лаки неуклюжей походкой вразвалочку, оказалось вблизи ярко выраженной хромотой. Хромой робот с хриплым голосом. Два несовершенства в роботе, который внешне производил впечатление восхитительного чуда механики.
Вдруг его осенило, что робот, вероятно, не приспособлен к жаре и излучению на Меркурии. Наверное, такие воздействия повредили его. Лаки был ученым, и это опечалило его. Машина была слишком красива, чтобы ее так портить. Лаки с восхищением рассматривал робота. Под массивным черепом из хромированной стали находился «мозг» машины в форме яйца и размером с человеческий мозг. Он состоял из губчатого платиново-иридиевого сплава, внутри которого квадриллионы квадриллионов позитронов возникали и исчезали за миллионные доли секунды. Возникая и исчезая, они следовали заранее вычисленными путями, которые упрощенно дублировали думающие клетки человеческого мозга.
Инженеры сделали такой расчет этих позитронных путей, чтобы роботы служили человечеству, и вложили в эти пути «Три Закона Роботов».
Первый Закон состоял в том, что робот не может вредить человеку сам, и допускать, чтобы ему был нанесен вред. Это никак не разъяснялось. Нельзя было заменить или превратно истолковать этот Закон.
Второй Закон состоял в том, что робот должен повиноваться приказам, кроме тех, которые нарушают Первый Закон.
Третий Закон позволял роботу защищаться, но только не нарушая при этом Первого и Второго Законов.
Лаки отвлекся от своих размышлений, когда робот споткнулся и чуть не упал. На почве не было никаких неровностей, насколько Лаки мог видеть: ни малейшей щелочки, за которую робот мог бы зацепиться. Если бы она была, ее бы выдала черная полоска тени.
Поверхность здесь была гладкая, как стол. Робот изменил походку безо всякой причины и упал на бок. Он отчаянно размахивал конечностями, чтобы встать. Когда это ему удалось, он возобновил свой бег в тень, как будто ничего не случилось.
Лаки подумал: он явно в плохом рабочем состоянии.
Они вместе вошли в тень, и Лаки включил свою лампу. Он сказал:
— Это плохо, что ты ломаешь нужное оборудование. Ты этим наносишь вред человеку.
Никакие эмоции не отразились на лице робота, да и не могли отразиться. В голосе тоже не было эмоций:
— Я подчиняюсь приказу.
— А как же Второй Закон? — сурово спросил Лаки. — Ты же не можешь подчиняться приказам, которые наносят вред человеческим существам. Таким образом ты нарушаешь Первый Закон.
— Я не видел никаких людей. Я никому не нанес вреда.
— Ты нанес вред людям, которых ты не видел. Говорю тебе, ты сделал это.
— Я не вредил ни одному человеку, — упрямо повторил робот, и Лаки нахмурился, услышав это бездумное повторение. Несмотря на свою отполированную внешность, модель эта была, похоже, не слишком совершенна.
Робот продолжал:
— Я получил инструкцию избегать людей. Меня всегда предупреждали о приближении людей, но меня не предупредили о вас.
Лаки разглядывал сияющий меркурианский пейзаж, большей частью грубый и серый, в котором были, впрочем, большие участки рыхлой черной почвы, которая казалась обычной для этой части Меркурия. Он думал о Майндсе: тому дважды удалось выследить робота (теперь его рассказ стал понятным), но он так и не сумел подойти к нему ближе. Его собственное тайное вторжение на солнечную сторону, да еще и с эргометром, к счастью, удалось. Внезапно он с нажимом спросил:
— Кто велел тебе избегать людей?
Лаки не очень надеялся провести робота. У робота механический ум, думал он. Его нельзя провести или обмануть, как нельзя обмануть лампочку на шлеме скафандра, сделав вид, что ты нажал кнопку включения.
Робот ответил:
— Я получил инструкцию не отвечать на этот вопрос, — затем медленно, скрипучим голосом, словно против воли, он сказал: — Я не хочу, чтобы ты продолжал задавать мне такие вопросы. Они меня смущают.
«То, что ты нарушаешь Первый Закон, тебя не смущает», — подумал Лаки.
Он нарочно вышел из тени на Солнце. Робот последовал за ним:
— Какой у тебя серийный номер?
— РЛ-726.
— Очень хорошо, РЛ-726, ты понимаешь, что я человек?
— Да.
— Я недостаточно защищен, чтобы выносить жару меркурианского Солнца.
— Я тоже.
— Я понял это, — сказал Лаки, помня, как несколько минут назад робот чуть не упал. — Все равно человек гораздо хуже приспособлен для этого, чем робот. Ты понимаешь это?
— Да.
— А теперь слушай. Я хочу, чтобы ты прекратил свою разрушительную работу и хочу, чтобы ты сказал мне, кто дал тебе приказ ломать оборудование.
— Я получил инструкцию…
— Если ты не будешь мне подчиняться, — громко сказал Лаки, — я останусь здесь на солнце до тех пор, пока не умру, и тогда ты нарушишь Первый Закон, потому что ты позволишь мне умереть, хотя можешь не допустить этого.
Лаки мрачно ждал. Свидетельство робота, конечно, не будет принято к сведению ни в одном суде, но оно подтвердит, что Лаки напал на верный след, если робот скажет то, чего ожидает Лаки.
Но робот колебался. Один глаз его вдруг стал поблескивать (еще одно несовершенство!), затем он заговорил. Сначала вместо слов послышалось только громкое клокотанье, потом он, запинаясь, почти как пьяный, произнес:
