Небез лукаво подмигнул и вдруг так пристально уставился на меня своими круглыми кошачьими глазами, что я почувствовал, как работа в его мозгу стала индуцироваться в моем.
— Уйя… Уйя… — родился звук в моем сознании…
— Кто Уйя? Кто Уйя? — спросил я мысленно.
Тот, снова боязливо оглянувшись, ткнул себя пальцем в грудь.
— Так, — подумал я. — Значит, ты — Уйя… Очень приятно. Ну, а я — Андрей…
Небез понял меня, морщинистое лицо осветилась радостью.
Остальные небезы внимательно следили за нашим коротким разговором и, видимо, сочувствовали ему, так как радость Уйя разлилась и на их лицах.
«Черт возьми, дело не так плохо!» — подумал я с невольным душевным подъемом, — у нас есть сочувствующие…
Уйя, не отрывавший от меня взоров, довольно закивал головой…
В этот момент снаружи погас свет: кончился коротким лунный день, начиналась ночь. Воспользовавшись темнотой, я с удовольствием потянулся, сбрасывая с себя остатки окоченелости, и снова замер, когда вспыхнуло стеклянное солнце в потолке машины.
Вепрев встал с кресла и подошел к нам:
— Ну, как, друзья мои, можете ли вы уже говорить?
Я не отвечал, Никодим тоже.
— Черт с ним, — подумал я, — пускай воображает, что мы еще не освободились от действия фиолетового луча…»
— Великолепно, — произнес Вепрев, — так меньше с вами хлопот… Лежите себе спокойненько!..
Машина замедлила ход и плавно опустилась на дорогу, — я слышал, как, шипя, раздалась под ней пыль.
Небезы продолжали сидеть истуканами. Вез обернулся к ним, и снова, как иголкой, кольнуло в мозг, а Никодим даже крякнул. Теперь я понял: вез отдавал свои распоряжения; его громадная голова излучала острую энергию, мысли его слишком интенсивно раздвигали нашу мозговую ткань.
Я осознал последнее приказание:
— Лопать!
Иначе нельзя было понять — во всяком случае, не «кушать», а гораздо грубее.
«Обращеньице!» — подумал я, не без ненависти глядя на существо «высшей породы».
Небезы засуетились, если можно так назвать их медлительные, задумчивые движения, может быть, только на одну сотую ускорившиеся.
Два небеза отделились специально для кормления своего дегенеративного владыки.
Один из белого лакированного ящичка совочком достал черный порошок и стал растирать его в ступке, смешав с небольшим количеством воды.
Другой в колбе нагревал воду над невидимым пламенем аппаратика пирамидальной формы.
Когда вода была достаточно нагрета, а порошок растерт, и то и другое первый небез смешал в колбе.
Теперь второй небез достал небольшую воронку из мягкого голубого материала с длинным эластичным концом. Этот конец вез глубоко запихал в свой дугообразный рот и стал его глотать…
Из колбы через воронку перелили непосредственно в его желудок всю жидкость…
Во время процесса кормления вез сидел неподвижно с остекляневшимся взором и, судя по его гримасам, не ощущал большого удовольствия.
Для Вепрева приготовили такой же напиток, он с удовольствием потягивал его безо всякой воронки.
Небезы удовлетворились тем, что вынули из сумок, висевших у каждого через плечо, щепотку порошка, более грубого, чашку и воронку с менее длинным концом; смешали в чашке порошок с холодной водой и смесь отправили таким же порядком внутрь.
Не знаю, как Никодим, но я, глядя на завтрак небезов, ощутил волчий аппетит.
Уйя посмотрел на меня, прочитал мои мысли и робко подошел к своему «господину». Тот переметнулся глазами с Вепревым и отдал бессловесное приказание:
— Накормить!
«Неужели они нас той же дрянью будут пичкать?» — содрогнулся я, видя манипуляции Уйя с черным порошком.
Уйя, став на колени и приподняв могучей рукой мою голову, поднес мне чашку. Напиток оказался приятного, сладковатого вкуса и очень питательным.
Никодим тоже не отказался от завтрака.
Черев пять минут во мне заиграла необыкновенная бодрость, а еще через пять и я, и Никодим, и небезы окунулись в глубокий сон.
— Вот так напиток! — восхитился я, погружаясь в блаженные грезы.
Нас разбудили за две минуты до того, как машина, покрыв неизвестные нам пространства, опустилась на узкий двор, мощенный каким-то белым торцом и заключенные в высокие стены из матово-белого металлического сплава.
Что нам сразу же бросилось в глаза — это зарешеченные окна, в 15 или 20 рядов прорезавшие стены, а в них — физиономии небезов, с большим любопытством и возбуждением пялившие на нас свои круглые глаза.
Рассеянный солнечный свет падал из прозрачно матового неба, в узкий четырехугольный пролет, отграниченный высоко стоящими краями стен.
Ни один звук, кроме постукиванья копытц сопровождавших нас небезов да шагов мрачно настроенного Вепрева, не оживлял унылого вида нашего, как мы догадались, места заключения.
Белое и угрюмое царство безмолвия!..
Нас немедленно же ввели в слишком гостеприимно распахнувшиеся двери тюрьмы. Устройство последней мало чем отличалось от земных…
Под конвоем небезов, вооруженных секирами, подобными древнерусским, мы прошли целый лабиринт коридоров с многочисленными низкими и широкими дверями на крепких запорах.
Нас конвоировали те же небезы, что были в машине. Уйя шел рядом со мной. Его глаза отнюдь не выражали печали, наоборот, он был заметно воодушевлен и подмигиванием ободрял нас, будто говоря:
— Мужайтесь! Мы за вас!
Вепрев шагал тут же, и Никодим, воспользовавшись случаем, когда тесный проход в одном месте заставил всех уплотниться, два раза злобно толкнул его локтем под ребра, за что сейчас же был схвачен конвоирами за руки.
— Сволочь! — процедил мой друг, сверля глазами ненавистную фигуру. Тот едко расхохотался.
Остановились перед одной из дверей. Небезы до того медлительно и неловко возились с ее запором, что Ветрев не выдержал, оттолкнул их и сам любезно распахнул перед нами двери каземата.
— Пожалуйте, друзья, скоро увидимся!..
Полный ядовитого сарказма смех долго стоял в ушах, когда за нами дверь защелкнулась, и мы очутились в четырехугольном ящике с одним только круглым, заставленным массивной решеткой окном.
— А дальше что? — спросил Никодим упавшим голосом.
— Не робей, дружище, — крепился я, — неужели мы не надуем этот медлительный народец?..
На осмотр помещения потребовалось всего несколько секунд. Кроме двух возвышений из литого белого металла, очевидно, предназначенных для сна, но слишком коротких для нас, да такого же столика, в каземате проходила еще труба, служащая для отопления. Больше ничего не было. Квартирка не из уютных!..
