А все вокруг поглотила беспросветная серая мгла, прорезаемая вспышками молний и усиленная тяжелыми раскатами грома.
Время текло, как вязкая жидкость. Час сменялся часом, а дождь все не начинался. И казалось, не будет конца этой предгрозовой мути.
Вдруг цвет облаков стал голубым и невыносимо ярким. Мягкая водяная вата, плотно облепившая шар над Городом, заколыхалась, быстро расползаясь в стороны и открывая им источник невероятного голубого цвета. Прямо из вершины этого шара вырос, устремляясь в бесконечность, слепящий столб. Он был настолько ярок, что молнии, бесновавшиеся вокруг, теперь казались бледными желтоватыми штрихами.
Они невольно зажмурились, но даже сквозь сомкнутые веки видели этот нестерпимый голубой свет. Все же это длилось несколько секунд, и столб погас.
Свен с Николаем открыли глаза почти одновременно и увидели, как тучи, яростно клубясь, опять наползают на шар, спеша затянуть образовавшуюся в их сплошном мощном покрове голубую полянку чистого неба. Молнии вспыхивали одна за одной, и раскаты грома слились в сплошной, не умолкающий ни на мгновение, грохот. Резкий порыв ветра склонил до самой земли высокую траву, и им в лицо ударили первые крупные капли дождя.
Оглохший от этого бесконечного грохота, Свен молча и слепо смотрел вперед, изредка поскрипывая судорожно сжатыми зубами.
Николай же никак не реагировал на бушующие вокруг них стихии огня и воды. Он устал от самобичевания и не ощущал сейчас ничего, кроме пустоты внутри. Ему было глубоко плевать на эти сюрпризы погоды.
И Такэо, хоть и по другой причине, но тоже оставался абсолютно безучастным ко всему, что творилось вокруг. По его спокойному лицу медленно бежали струйки дождевой воды и, сливаясь в одну, стекали с подбородка. Глаза он так и не открыл.
А дождь все усиливался, переходя в ливень, в сплошной поток, низвергающийся с неба.
За несколько секунд до той голубой вспышки в сознании Такэо возникли две маленькие желтоватые точки-спиральки, повисшие в бесконечной черной пустоте и на мгновение соединившиеся яркой голубой черточкой. Он понял загадочный для других смысл голубого столба, выросшего вслед за этим. И знал, что еще немного — и он поймет все, или почти все. Вот почему он не мог позволить себе роскоши расслабиться, хотя, казалось, весь звенел от внутреннего напряжения.
* * *
Молния ударила прямо в маленькую группу людей. Но за невероятно краткий миг до того, как должна была испепелить их, вдруг застыла в воздухе неподвижным световым зигзагом.
В наступившей внезапно тишине перед ошеломленными Свеном и Николаем и наконец-то открывшим глаза Такэо возникла спираль.
Николай, видя спираль боковым зрением, никак не мог оторвать взгляд от роя капель, невесомо повисших перед ним, невероятным образом не сумевших долететь до лица. А все вокруг светилось нереально застывшим частоколом молний.
Спираль начиналась прямо у них под ногами и круто уходила вперед. В двух местах ее пересекали, соприкасаясь витками, еще две спирали. Точки соприкосновения горели ярким рубиновым огнем. Но эти две спирали, в отличие от первой, шли из невообразимых глубин и сразу после рубиновых точек постепенно угасали, никуда не ведя. Первая же, наоборот, начиналась у них под ногами и, все больше и больше раскручивая витки, уходила в бесконечность. Бесконечность, находящуюся вне окружающего их пространства. Уходила в нее, не теряясь в ней.
Это длилось не больше секунды, хотя о какой секунде может идти речь, когда время стоит.
Все кончилось так же внезапно. Молния, направленная прямо в них, изогнувшись невозможным зигзагом, с оглушительным треском ударила в стороне. Капли, наконец долетев, вновь забарабанили по лицу Николая. И хотя все опять засверкало, загремело, загрохотало, но гроза уже шла на убыль. Сплошная стена воды превратилась в обыкновенный дождь. Молнии сверкали реже. Тучи уходили на запад. Оглушительный рев грома распался на отдельные глухие раскаты. И через несколько минут с неба падали уже лишь редкие крупные капли, последние капли уходящей грозы.
— Что это было? — ошалело вертя мокрой всклокоченной головой, спросил Николай.
— Пояснение, — коротко, улыбаясь одними глазами, ответил Такэо.
— Пояснение чему?
— Тому, что было, тому, что есть, тому, что будет, — загадочно и как-то по-цыгански ответил тот.
— Послушай, Та, я не люблю чувствовать себя дураком.
— Не обижайся, Ник, скоро тебе все объяснят лучше, чем это сделаю я. И, внимательно посмотрев на сосредоточенно молчащего Свена, добавил: — Ты, кажется, хочешь что-то сказать?
— Мне… — Свен помолчал, к чему-то прислушиваясь. — Я, похоже, слышу голос Страуса.
Николай уставился на командира.
— Нет… — Свен усилием воли стряхнул с себя растерянность. — Это не голос Страуса, это Город.
— Что? — Такэо, не отрываясь, смотрел на него.
— «Орион» сейчас покинет Город.
И через несколько секунд над Городом беззвучно всплыла громада «Ориона».
— Откуда ты это узнал? — тихо спросил Николай.
— Честное слово. Ник, не знаю. — Голос Свена чуть заметно подрагивал от волнения. — Какое-то непонятное бормотание внутри головы, и вдруг четко и ясно: «Сейчас «Орион» покинет Город».
— Дела-а-а… — многозначительно произнес Николай. — Да, кстати, почему молчит Страус?
За их спинами с многочасовым опозданием открылась дверь базы.
— Спасибо, что наконец-то вспомнил о нас. — Голос Николая был колюч и ехиден.
— А я о вас и не забывал, — миролюбиво заявил Страус, но Свену показалось, что он обиделся.
— Ладно, Ник, не приставай к Страусу, ты же прекрасно знаешь, что он ничего не мог сделать.
— Да, пожалуй, — Николай поднял голову. «Орион» уже скрылся в последних облаках уходящей грозы, так и не включив стартовые двигатели. Если бы еще неделю назад они увидели многотонную громаду «Ориона», без единого звука уходящую ввысь, они бы не поверили своим глазам, но сейчас они настолько устали от неожиданностей, что восприняли это как нечто само собой разумеющееся.
— Не обижайся, Страус, я сейчас немного не в себе, извиняющимся тоном произнес Николай.
— Идите переоденьтесь, и я вас напою горячим чаем, на вас же сухой нитки нет. Хоть бы шлемы понадевали, когда гроза началась.
И только теперь они сообразили, что действительно насквозь промокли. За ворот натекло столько воды, что в комбинезонах хлюпало, как в дырявых сапогах.
— Но ты нам все-таки расскажи, чем ты занимался в Городе? — Николай, несмотря на извинение, никак не мог успокоиться.
