С Севера на Юг сейчас забирали лучших, оставляя капитанам право выкручиваться, как кому заблагорассудится.
«Голубой огонь» с Грены, который мне пришлось выпить в капитанской во время разговора с Мерисом, был адской дрянью. Наркотик — не наркотик, а плющило с него так, что хоть в шлюз без скафандра.
Мне было плохо. До ночи я как-то держался, а потом эта дрянь начала брать надо мной верх. К горлу подкатывало, в глазах двоились.
А самое главное, постоянно вылетало из головы, кто я, что тут делаю, и где находится это самое «тут»?
Наконец, Джи, мой напарник и сосед по каюте, уснул, и мне больше не нужно было изображать здорового и трезвого.
«Голубой огонь» просился обратно, но я из тех, кому с большим трудом удаётся вызывать рвоту. Теоретическое знание, что нужно засунуть два пальца в рот и надавить на корень языка не помогало. Желудок подпрыгивал до самых глаз, но захваченное отдавать не хотел. Так что лечиться я решил прогулкой.
Вышел в тёмный коридор, где слабо светились знаки аварийной разметки. Может, погуляю и полегчает?
Больше всего мне хотелось попасть в оранжерею. Но туда было нельзя. Рядом располагался пост дежурного.
Нет, я вполне имел право шляться по кораблю круглосуточно, но меня качало, и посторонний интерес мог довести меня сегодня до карцера.
Спасаясь от самого себя, я двинулся в самые дебри корабельного брюха, избегая коридоров, где мог встретить чаянного или нечаянного полуночника.
Где-то после третьего или четвёртого поворота мне полегчало немного, и я решил, что не прочь посидеть в библиотеке: выяснить хотя бы, что такого плохого в слове «дьюп»…
Только… Только я вдруг забыл, где находится библиотека.
И вообще как-то немного потерялся. Нужна была знакомая дверь, чтобы сориентироваться. Ну, или хотя бы номер аварийного выхода, техразъём…
Когда тень отделилась от стены мне навстречу, я понял, что совсем пьян. Потому что не успел сообразить: я запнулся об тень, она об меня запнулась? Она помешала мне упасть или я её поймал?
Но, так или иначе, очень быстро выяснилось, что я прижимаю к стене средней комплекции мужика в незнакомой форме без единой нашивки, и морда у него небритая!
Растительность на лице на «Аисте» было принято сводить под корень, и я понял, что поймал шпиона.
Отшатнулся. Но только затем, чтобы принять более устойчивую позу.
— Ты кто такой?! — выдохнул я.
Оружия у меня не было. Но и у него вроде бы не было ничего, кроме миниатюрной карты корабля, размером с игральную.
— А ты кто? — спросил он, морщась.
Кажется, я его помял. И вот эта его болезненная гримаса вдруг успокоила меня совершенно. Мужик недоумевал, ему было дискомфортно физически, но моральная сторона вопроса явно не парила.
— Новенький что ли? — спросил я.
— На старенького бери, — отозвался он раздражённо.
— Медчасть потерял?
— Нету ничего доброго в вашей медчасти. Каюту теперь потерял, — он смерил меня оценивающим взглядом. — Спиртным от тебя не пахнет… Чё же ты, пацан, принял?
Он говорил чуть врастяжку, вроде бы без акцента, но непривычно строя фразы. Держал себя так, словно был гораздо старше меня, но выглядел при этом не больше, чем на тридцатник.
Может, у меня что-то со зрением? Или вообще нет никакого мужика, и мне это всё мерещится?
— Номер какой у каюты? — поинтересовался я осторожно.
— Да в том и беда, что не было там номера! — небритый махнул картой, демонстрируя её бесполезность.
Я ощутил дуновение ветра. Похоже, мужик был настоящий.
У гостевой для офицеров номера действительно не было, а у общей гостевой номер недавно оторвали, чтобы приклеить туда табличку.
— Не было совсем, или его с мясом выдрали? — уточнил я на всякий случай.
— Совсем.
— Ну, тогда дай свою картинку, покажу.
Погонял пальцем изображение, нашёл ему гостевую и протянул:
— На!
А потом палубу качнуло, и пришлось опереться на стену.
И это не потому, что качнуло корабль. «Аист» шёл по линеечке, это в бою его крутит и мотает, в спокойном режиме он весьма устойчив.
Качнуло меня самого.
Нервное напряжение — хитрая штука. Увидев незнакомую рожу, я протрезвел на пару минут, но эффект этот закончился так же неожиданно, как и начался.
— Да… — протянул мой небритый глюк. — А ведь ты сам — тоже не дойдёшь. Давай так: я провожу тебя, а потом…
— Нет, я тебя провожу!
Я отклеился от стены и поймал его за предплечье.
По-моему он пытался отбиваться, но мне это временно стало фиолетово.
Я потащил мужика коротким путём, через хозблок. Карта просто не выдала бы такого маршрута.
Правда, под ноги всё время подворачивались автоуборщики, но мы как-то преодолели это и вместе ввалились в гостевую каюту.
Только тут я его отпустил.
Он облегчённо вздохнул, сел на одну из кроватей, начал зачем-то растирать и оглаживать предплечье, потом спросил:
— Сам-то ты куда шёл?
— В библиотеку, — ответил я, озираясь. На меня накатило очередное затмение, и гостевую я не узнавал.
— Куда? — переспросил он и расхохотался.
Я его почти не услышал. Во-первых, стены в гостевой были синими. А на корабле нигде нет синих стен, у нас же кругом далтит. Во-вторых, свет шёл не с потолка, а как бы со всех сторон…
— Да ты сядь, — сказал он. — А то упадёшь, эк тебя плющит. Что пил-то?
— Голубой огонь. Но я потом весь день воду пил, должно бы уже отпустить.
— Ты его именно пил? Вот прямо, как лёд глотнул? А потом водой? Ну, тебя, пацан, долго теперь не отпустит. Он в спирту растворяется, в воде — нет.
— Так как же?.. — Я задумался. — Мне уже промывали уже желудок водой. Я же помню…
— Любитель гвозди глотать? Водой тебе уже потом промывали, сначала — спиртом. Спать можешь?
— Не знаю.
Небритый тяжело вздохнул.
— Невезение у меня с тобой — крайнее. И нету ведь ничего у меня успокаивающего. Придётся говорить с тобой, пока плющить не перестанет.
— А ты вообще кто? — я кое-как поймал пятой точкой соседнюю кровать.
— Инструктор по выживанию. Юрой меня зовут. Подожди-ка, у меня же чай есть!
Он встал и стал собирать к чаю. Уровень воды проверил в нише кулера, насыпал из серебристо-синего пакетика заварку, достал коробку с конфетами. Коробка была деревянная, похожая на шкатулку. Внутри в углублениях-гнёздах лежали разноцветные шоколадные шарики. Часть гнёзд пустовала, и хотелось перекладывать шарики, как диковинную игру.
— Юрой? — я поставил ударение на последний слог и загнал в левый угол три красных шарика.
— Да нет, Юра, Юрий. А по документам — Юрген. Бросай в думку играть, шоколад надо лопать. Пей! — он подвинул мне стакан, оплетённый пластиковым предохранителем.
Напиток был горьким и пах совсем не чайным кустом.
— Это не чай! — возмутился я.
— Чай, чай. Просто не из этих мест. Пей, давай, животина неразумная. Не такой уж горький, привыкнешь. И я с тобой попью.
— А китель у тебя откуда такой?
— Что бурый? Обыкновенный летний. Это у вас — нового образца форма. А эта — старая. На Юге всё старое.
— Ты, что ли, с Юга?
— Ну, да. Мерис меня ещё в прошлый рейс на Юг увёз. Ни дня не дал отлежаться от процедур. У меня ещё реабилитации — месяц. А он сгрёб, падла… Второй раз, говорит — не сдохнешь.
— Ты из госпиталя?
— Я после реомоложения. Только выписали из клиники — и сразу в прокол. Каждый сосуд ноет, каждый нерв. Тебя ж там наизнанку выворачивают всего. Первые дни рукой в лицо не можешь попасть, вон как ты в кровать. Мозг-то, он ничего. Он не изнашивается, не стареет, стареют мышцы, сосуды… Чего глаза-то такие круглые? Ты не грузись, всё равно ничего не запомнишь. Ты же бревно-бревном. Давай ещё по чайку, что ли?
— А как там на Юге?
— А тебе зачем?
— Мне надо.
— А вот это ты не дури. Нечего там пацанам делать. Чай, давай, пей.
— Мне, правда, надо. Друга моего забрали на Юг. Дьюпа. Я должен за ним. Вот…
