Я покопался в браслете и вытянул голограмму Колина. Небритый присвистнул.
Выглядел Колин внушительно — широкоплечий, мощный, бритый на лысо, с массивным гольцом, вделанным в кожу на лбу.
— Его к нам с Юга разжаловали. Выкинули простым пилотом. А теперь вот обратно. Гады…
— Это же лендслер, Макловски? — удивился небритый. — Да, на Юге добились его реабилитации, и он примет командование. А ты тут при чём?
— Я с ним два года в паре летал. Вторым пилотом. Мне теперь тоже надо на Юг.
— Плохо на Юге. — Он покачал головой. — Сиди здесь, если способен добрый совет послушать. Хотя, ни фига ты сейчас не способен. Завтра вызову к себе — скажу.
— Слушай, а почему «дьюп» — это ругательство?
— Потому что.
— Но это же зверь такой? Кабан с Тайэ?
— Ну… внешне — малá похож. Только жрёт похуже свиньи. Ладно, трупы жрёт, но гвозди, пластик, стекло. Потом идёшь по насту — бусинки. У него желудок стекло в бусинки окатывает, только что не плавит. Палатку оставишь на снегу — сожрёт. Компас обронишь — сожрёт. Одно слово — дьюп… — Он нахмурился и помахал рукой у моего лица: — Эй, пацан? Ты у меня не спишь с открытыми глазами? Свалился же ты на мою голову. Зовут как, помнишь?
— Агжей.
— Андрей, по-нашему. Ну и ладно, ну и хорошо. Давай ещё чаю?
Я выпил стакана четыре. И в какой-то момент осознал, что нестерпимо хочется в туалет, и словно бы от этого и проснулся.
Выяснилось, что сижу в чужой каюте с незнакомым человеком. Видимо, на лице это отразилось, потому что небритый спросил:
— Полегчало?
— А что со мной было?
— «Огонь» больше не запивай водой, сваришься. Сам дойдёшь?
Он явно выпроваживал меня.
Я осмотрелся. Похоже, мы были в гостевой для офицеров: над кулером — прозрачная панель с подсветкой, справа от дверей — план аварийных коридоров корабля. Отсюда до нашей каюты — рукой подать.
— Дойду, — я встал. — Спасибо за гостеприимство. Надеюсь, не очень помешал.
— Иди-иди, — сказал небритый. — Учить тебя — только портить.
— Извини…те, — я понял, что в полусознании наговорил ему чего-то. Да и выправка у него была серьёзная. Похоже, мужик был не меньше, чем старший сержант.
— Иди, чего там, — он погладил плечо и стал бережно растирать и массировать левую руку. — И не пей больше всякую дрянь. А дьюп — это большая зараза, раз спросил. И слово, в общем-то, обидное. Эквивалентно бы сказать — «всеядная тварь».
Он махнул мне здоровой рукой, и я вышагнул в темноту коридора.
Вот бы сообразить теперь ещё, как меня занесло в гостевую? И всего с одной дозы… Что же я тогда вытворял на Ориссе, нажравшись этого «огня» как свинья?
Я помнил разрозненными фрагментами: вот обнимаюсь со всеми, кто не успевает увернуться, а вот уже пляшущий потолок в каюте Дьюпа.
А потом меня рвёт водой, раз пять, наверное, подряд.
Это вспоминается как повторяющийся кошмар, и я не могу сообразить, то ли меня действительно рвало всю ночь, то ли мне всю ночь это снилось.
После Ориссы я болел неделю, как раз до следующих выходных. И всю эту неделю Дьюп нянчился со мной, как с ребёнком.
Я потому и не мог потом серьёзно воспринимать реплики на тему, что он садист и сволочь. Сволочи так себя не ведут. Тем более, всеядные…
* * *
— На голограмме был командующий объединённым Югом лендсгенерал Макловски? — уточнил координатор крыла Ришат Искаев.
— Да, — кивнул мастер-сержант Астахов. — Я видел его до этого. Он побрился, и кольцо… Но это точно был он. Да и Мерис мне после сказал, что парень действительно летал в паре с Макловски.
— А кольцо рассмотрел? Что это было, как думаешь?
— Информационный накопитель, наверное. Он на Север тогда полетел, в чём был. Вышвырнули.
— А прозвище это?
— Дьюп?
— О… — Координатор запросил систему и хмыкнул. — Это свинья такая жуткая с Тайэ?
— Да.
— И зачем ему это было нужно?
— Да откуда ж я знаю. Я этим вопросом не занимался. Мне Мерис приказал присмотреться к пилотам в Северном крыле. Группу набрать. Ну и мальчишку этого проверить, Агжея Верена. И обучить, чему умею.
— Ты же у нас выживальщик, да, Юра? — спросил координатор совершенно панибратски.
И имя он выговаривал очень чётко, мало у кого так получалось.
Астахов кивнул.
— Ты молодец, да… — поощряюще улыбнулся координатор. — А Рэма Стоуна, значит, Дерен со станции забрал? — неожиданно вернулся он к первоначальному разговору.
Но Астахов был к этому готов.
— Нет, Лившиц, если правильно помню фамилию. И не на станции. Прямо в тест-центре, как только Рэм свидетельство получил. «Персефоне» там было ближе. Я Дерена видел-то один раз.
— Где и когда?
— Да здесь, на станции. Примерно через месяц или два после того, как мы курсантов продали, явился этот… Дерен… Сказал мне, что я тупой и мальчишку от взрослого не смог отличить.
— Ну и?
— И улетел.
— Куда?
— На Мах-ми, кажется.
Координатор кивнул, видимо, эту часть похождений Дерена он знал. Он прищурился и кивнул особистам, что как мыши сидели всё это время справа и слева от мастер-сержанта Астахова.
— Ладно, Юра. Безгрешных нет, но мы с тобой сегодня и не разговаривали.
Астахов кивнул.
Глава 17
Проводив приютских мальчишек, Рэм ощутил, что выдохся. Слишком напряжно было надеяться, ждать, а потом разговаривать осторожно, чтобы не спугнуть долгожданных гостей.
А добравшись до расположения бригады (путь до развалин был неблизким, и преодолевать его приходилось пешком, чтобы не пугать кого ненароком), Рэм понял, что ещё и устал до дрожи в коленках.
Но отчёт всё равно надо было писать, тут хоть ложись и помирай, но сначала сделай.
Дерен не то, чтобы сердился, если Рэм не делал того что положено — он просто выжимал из него это.
Если не отправить отчёт вовремя, лейтенант найдёт время для связи и вытянет такие подробности, о которых даже думать не хотелось.
Рэм сегодня нарушил все правила. Повёл себя хуже гражданского.
Вот хорошо бы знать, что это было? Зов интуиции? Ага, как же… Явное раздолбайство!
Соберись и сделай как надо. В этом был весь Дерен — аккуратный, размеренный, точный. Не понимающий «косяков человеческой натуры», вроде — забыл, проспал, не успел.
Лейтенант умел управлять своим телом, словно машиной. Рэм знал — он даже хронометром не пользуется, не говоря уже про «напоминалки» в браслете. Дерен просто знал, сколько сейчас времени и что ему надлежит в это время делать.
И у Рэма никакие отговорки не прокатывали. Надо было как-то перебороть физическую и душевную усталость, сосредоточиться и записать отчёт. А как?
Всеми этими медитативными штуками старшего Рэм не владел. Лейтенант учил его только дышать правильно.
Это была ещё не медитация — самые основы. Но Дерен считал, что этого пока достаточно.
На «Персефоне» упражнения по дыханию особой пользы Рэму не приносили — он и без них ощущал себя как рыба в большом удобном аквариуме: и размяться есть где, и безопасно.
И вот теперь можно было на практике попробовать: дыхание помогает собраться или нет?
Он поудобнее устроился в ложементе. Сделал акцент на пальцах рук и ног — локализовал себя в пространстве.
Дерен говорил, что пальцы — это очень важно. Это основа сосредоточенности — ощутить свои пальцы. А потом и своё дыхание.
Пальцы нужно было мысленно пощупать, пошевелить. Не в реале, а только в ощущениях. Каждый.
Большой палец правой руки. Указательный…
Когда Рэм касался их мысленно — пальцы с непривычки подрагивали. Оно и понятно — третий день без Дерена и без упражнений. Хозяин из дома — ташипы спать.
Иэх…
Пальцы были на месте, и это был плюс. Когда вымотаешься как следует, кажется, что тела у тебя совсем нет, только тяжесть и усталость.
Рэм ощутил, что ему и вправду стало как-то спокойнее. Словно бы уже и Дерен был где-то рядом. В соседней шлюпке или в палатке.
