— Но новых ворот ещё нет, — попробовал возразить Дидрич.
— Да, их пока нет, и что?
Герцогиня вернулась за стол, вытащила из ящика толстый «гроссбух» и бросила его на столешницу.
— Здесь полный свод правил, регламентов и протоколов управления базовыми воротами. Лестер настоял, чтобы я изучила его досконально, и я это сделала. Тут есть практически всё, но нет главного — ключа активации. Догадываетесь, как он выглядит?
— Да, экселенса, — кивнул Вирстафен. — В него встроен генетический код контролёра портала.
— А кто у нас контролёр? — прищурилась женщина.
— Вы, экселенса, — мрачно проговорил Дидрич.
— То-то и оно, — герцогиня убрала «книгу» обратно в стол и посмотрела на стоящих перед ней офицеров. — Новые ворота будут формироваться около месяца, и всё это время я должна быть поблизости, иначе процесс прервётся. А как вы знаете, запрет доступа в центр Империи и сектора́ других кланов возобновился сразу после активации. Надеюсь, вы понимаете, что случится, если я улечу и формирование портала прервётся?
Дидрич вздохнул и развёл руками.
Он понимал. Он очень хорошо понимал.
— Если вы останетесь, противники сделают всё, чтобы вас уничтожить.
— Или уничтожить реактор, — добавил Вирстафен. — Вас им убивать необязательно.
— Реактор под нами, так что без разницы, — отрезала герцогиня. — И мне всё равно, что думают по этому поводу стопланетники. Я остаюсь, и это не обсуждается.
Мужчины переглянулись.
— Они умоются кровью, — пообещал капитан.
— А нас может спасти только чудо, — пожал плечами майор. — Пойду готовиться к чудесам, экселенса…
Когда офицеры ушли, Анцилла ещё долго смотрела на закрытую дверь.
Их действительно могло спасти только чудо.
Из ловушки, которую приготовил ей регент, иного выхода не было.
Если она останется на Мегадее, наверняка погибнет. Если сбежит, покроет позором не только себя, но и весь клан. Плевать, что у неё нет возможностей удержать планету и сохранить ещё не сформировавшиеся ворота. Плевать, что глава дома она лишь формально. Главное, что в Империи её возможный побег с Мегадеи воспримут как прямое предательство, и тогда правящий дом Ван Тиль просто исчезнет. Забудутся все былые заслуги. В людской памяти останется только один поступок. Последний. Когда глава клана предал Империю, пропустив вражеские войска к имперской столице…
* * *
Мы сидели с Суйюнем друг против друга и мерились взглядами.
«Китаец» не выдержал первым.
— Моя вина. Не проинтуичил, — он опустил голову и тяжко вздохнул.
— Кого подозревал?
— Зама по энерго-двигательным. Слишком уж правильным выглядел. Всё всегда по Уставу, ни с кем не ругался. А оказалось… — Суйюнь досадливо сплюнул. — Вот кто бы мог подумать?! Сам командир! Штаб-майор Рауф. Старый служака, известный, заслуженный. Вот чем они таким могли его взять, чтобы на прямую измену пошёл?
Я усмехнулся.
— Теперь уже не узнаешь. Трупы говорить не умеют.
— Трупы, может, и не умеют, — оскалился визави, — а вот живые запросто.
— Остынь, Су. Вопрос «Кто виноват?» может и подождать, — я покачал головой и указал на лежащую на столе докладную. — Вопрос «Что делать?» сейчас важнее.
— Верно. Всё так и есть, — кивнул Суйюнь, чуть подумав. — Нельзя увлекаться играми, а играми в секретных агентов тем более.
Я с любопытством посмотрел на проштрафившегося. Прикидывается или и впрямь «осознал»? Наверное, всё же второе. Вон как насупился-то…
— Ладно. Раз ты всё понял, то сделаем так. Следствием по «Секунде» займутся ребята Гаса, а ты проштудируй как следует этот докладик и выскажи всё, что думаешь. Суток, надеюсь, хватит?
— Вполне.
«Китаец» забрал бумагу и, козырнув, вышел из кабинета.
Я проводил его взглядом и вытащил из подстольного ящика папку с рапортами и отчётами о прошедшем сражении. То, что мы его выиграли, ещё не означало, что всё прошло на ура. Ошибок и ляпов хватало. И как всегда, проколы одних исправлялись героизмом других.
«Секунду» мы прошляпили вместе: и Гас, и Суйюнь, и особенно я. Замами к командующему станции надо было ставить не тех, кого он сам попросил, а «независимых» и проверенных в деле. Тогда, может быть, ничего бы и не случилось: ни саботажа, ни мятежа, ни гибели сотни бойцов, а вместе с ними трёх истребителей и корвета.
То, что Суйюнь сумел-таки под конец боя организовать группу десантников и пехотинцев и взять штурмом Центральный пост, почти ничего не разрушив и не повредив, можно считать настоящим чудом. А иначе пришлось бы брать станцию на абордаж, и сколько потерь мы получили бы в этом случае, неизвестно. Ведь просто вырубить ей электричество не получалось. Дальность выстрела главным калибром «Секунды» в несколько раз превышала дальность действия моей антиэлектрической пушки.
К счастью, обмена ударами удалось избежать, и кульминацией битвы стало сражение «Авроры» с пятью вражескими УБК…
Диаметр коридора, по которому мы могли атаковать корабли стопланетников, составлял чуть больше ста тин. По мере приближения к станции он постепенно сужался, примерно тин до семидесяти около верфи. Выскакивать за его границы не стоило. Поле подавления с «Тарс-секунды» нарушало работу градарных систем и гарантировать точность астроориентации и стрельбы было практически невозможно.
С одной стороны, это помогало прячущемуся между доком и верфью «Ладному» обороняться от наседающих на него «Жнецов». С другой, мы тоже не обладали возможностью изменить вектор атаки и бить по врагу со всех направлений, используя истребители. Любое смещение с центральной оси означало попасть под обстрел с «Секунды» и сосредоточенный огонь всех пяти УБК. Нам же в ответ требовалось стрелять исключительно точно. При промахе выстрел с «Авроры» мог запросто повредить верфь или док. Впрочем, как и аналогичный неточный выстрел со станции. Врагам, ясен пень, хотелось вернуть свою собственность в целости и сохранности.
В итоге, все корабли словно бы вытянулись пунктиром по линии «верфь-док-станция», и бой свёлся к череде лобовых атак один на один между нашей «Авророй» и крейсерами противника.
Выставив щит на максимум, мы быстро сближались с головным УБК.
На дальностях свыше ста тин с гравиударами малой и средней мощности защита справлялась нормально, под высокомощные достаточно было просто не подставляться, а лазерные импульсы гасила противолучевая броня.
Свой ход мы сделали, когда до противника оставалось тин двести.
— Залп! — скомандовал я сам себе, нажимая на оба сенсора.
Гравизащита исчезла, и через микросекунду по вражескому кораблю ударил невидимый антиэлектрический луч.
— Компенсаторы в противофазу! Первая пара «чёрных» пошла! — полетели в эфир команды с ЦП.
Проскочившие мимо нас истребители рванули чуть в стороны и вперёд.
— БЧ-2. Десять секунд до пуска… семь… пять… три… один… пуск!
И следом:
— Чёрный-один, две торпеды… Чёрный-два, две торпеды… Передаю управление.
— БЧ-2. Управление принял. «Чёрным» — отход.
— Чёрный-один, есть отход… Чёрный-два, есть отход…
— Самонаведение включено… Есть захват цели… Перехожу на инерцию… Обратный отсчёт…
Отсчёт нужен был мне. Всё время, пока две плазменные и две гравиторпеды мчались к обездвиженному и обесточенному «Жнецу», я удерживал луч в перекрестье прицела и запитывал его барьерной энергией. О чём мы не подумали на испытаниях, так это о том, что хотя у меня внутри этой энергии дофига, но полагать, что её источник неисчерпаем, было в корне неверно. Я буквально всем телом чувствовал, как она мало-помалу уходит, оставляя за собой только пугающую пустоту. Получится ли её снова заполнить?.. Вопрос вопросов…
— Шесть, пять, четыре…
Руки словно бы сами собой оторвались от панелей.
— Три… отклик… один, ноль… Попадание!..
