— Посторонись, — зычно рявкнул Варадак. — Фафарыч, я тебе игрушку принес! Новый хлюпик, он пройдет в твою щель! Ну же, купишь его у меня?!
Слева раздался гогот, меня бросило в жар, и я сначала подумал, это от удара по голове. Потом понял, здесь просто было жарко, и тепло шло от стен. В лицо плеснули стакан воды из автомата. Лучше бы дали выпить, честное слово!
Я слизнул капли с губ.
— Может, и пролезет, тока он вялый какой-то. Эй, давай, не спи!
Широколицый парень нагнулся, перевернул меня на бок и приятельски похлопал по плечу. Лицо у него было плоское, черты очень не выразительные, а волос не было вовсе.
— Фафарыч меня зовут, дружище, тебе сейчас придется поработать. Но если найдешь чего в щели, я ведь в долгу не останусь, я тебе пару сотен кредитов подкину, понял? На пару сотен кредитов тут можно месяц отлично жить, правда, ребята?
— Дааа…
— Правда, — нестройно поддержали голоса.
Я, щурясь, огляделся. Заключенных было много, не меньше полутора десятков и все смотрели на меня с настороженным любопытством. Это был узкий забой с высоким потолком, от которого шел неприятный жар. Дальняя стена забоя была забрана титановыми пластинами, на которых проступали черные прогоревшие пятна.
— Нене, прыткий какой, не боись, туда тебя не пустим. Там и в термокостюме не пройти, — засмеялся Фафарыч и смех за ним подхватили другие.
Чего они все здесь задорные такие? — с ненавистью подумал я, утирая пот со лба.
— Дайте воды.
— На, — мне передали стакан из быстро разлагающегося пластика. — Над нами протекает лавовая река, так что забой восемнадцать пять очень опасное местечко, правда, ребята?
Ребята подтвердили, и Фафарыч распрямился.
— В любой момент прорвет, и все мы испаримся. Хорошая смерть, быстрая. Ладно, давай о деле: вон твоя дыра. Как мы его назовем, ребята? Правильно! Червяк. Раздевайся!
Фафарыч снял с плеча тонкий трос, а остальные грозно надвинулись на меня, подхватили под руки.
— Сымай все лишнее, брюки оставь, нам тут твоих голых пяток хватит. Смотри, чтобы не чем было зацепиться, там узко неимоверно. Грымзи, тащи танимосол, намажем его для скользкости.
Заключенные едко заржали, быстро помогая мне избавиться от одежды. Так я и остался стоять босиком, в брюках без ремня и с растерянной миной на физиономии.
А ведь раньше я был крутым мужиком, — пронеслось в голове. — Раньше я бы их раскидал, ну хотя бы попытался…
Но внутри была твердая уверенность: надо лезть.
Я еще раз растеряно оглянулся — мне на ногу крепили трос.
— Это еще зачем?
— Если застрянешь, — пояснил Фафарыч, — попробуем вытянуть.
— Не тонковат трос, ты мне ногу повредишь, — обозлился я.
— Лучше быть хромым, чем мертвым, — весьма философски заметил заключенный и, распрямившись, хлопнул меня по плечу.
— Ну же, второпроходец Червяк, давай, неси свое гордое погонялово в недра нашей планеты!
— Мои ботиночки, — нежно пропел над самым ухом Шека и подхватил обувку, намериваясь скрыться, но не успел. Кто-то из заключенных ловко поймал его поперек тела, рванул назад, завалив тщедушного убогого. Ботинки у него из рук вырвали, самого, подняв за ухо, развернули и дали такого пинка, что Шека отлетел к забранной пластинами стене. Чтобы не упасть, он выставил перед собой руки и взвыл. Зашипела кожа, он упал на спину, выставляя обожженные ладони; оставшиеся на металле отпечатки медленно выгорали, пуская в воздух тонкую струйку дыма.
Заключенные ржали, убогий хныкал.
Смотреть на все это мне не хотелось и я, растолкав смертников, подошел к щели в стене, сильно дернув ногой, когда трос натянулся.
— А Червячок то борзый, а, Варадак! — Фафарыч был доволен. — Он из новеньких, я такого не видел еще…
— Он с дружком утром охранника прикончил, — сказал за моей спиной знакомый голос. Я даже не стал оглядываться, там стоял наш сосед по камере — Бартик Иха.
— Пришел посмотреть? — уточнил я негромко, вглядываясь в темноту провала. Оттуда едва ощутимо веяло сквозняком. Фафарыч прав в одном: там что-то есть. Вопрос в другом: насколько то, что в конце расщелины безопасно? И что с этим делать?
— Ну уж не помогать тебе он пришел, — Фафарыч тоже заглянул в щель.
— Он мне задолжал денег, так что с удовольствием посмотрю, — согласился Бартик.
— Вот и славно.
— Тебе чего с этого будет? — я выразительно кивнул на дыру в стене.
— Руководство Селлы даст свободу тому, кто найдет на планете что-то по-настоящему стоящее, — негромко сообщил Фафарыч. — Так что если найдешь, меня выпустят. И всех этих ребят выпустят, я их не оставлю!
— Да! — взревели заключенные.
Меня прижали к стене и начали мазать какой-то вонючей черной дрянью.
— Плечи, плечи пожирнее, — командовал Фафарыч. — Это смазочный материал для буров, хорошая вещь и по идее не токсичная. Вот тебе совет: когда будешь ползти, сильно не дергайся. Застрянешь — пять раз потяни ногой. Трос будет все время натянут, пять рывков будет означать, что мы потянем обратно. И уж тогда — терпи, прошлому лазутчику мы ногу оторвали.
Странно, но на этот раз толпа смолчала. Ну же, ведь смешно!
— А если найдешь все же чего стоящее, ты трос начинай тянуть на себя так, упорно, чтобы натянулся и десять раз дергай, мы сосчитаем. Тока смотри, если обманешь, тебя на запчасти разберем с особым цинизмом, так что за тросик лишний раз не дергай…
Наконец надо мной закончили издеваться, закрепили на предплечье на ремнях небольшую трубку фонарика и напутствовали пожеланием удачи. Я послал всех к черту и сунул голову в расщелину. Это была плоская горизонтальная трещина, от чего мне сразу пришлось лечь на бок, выставив руки в глубину расщелины. Совершенно некуда было деть локти, и я продвигался, подтягиваясь на пальцах и едва смещаясь вперед. Было душно, ведь своим телом я заткнул и без того слабый воздушный поток. Камни больно впивались в плечи и рвали кожу от любого неосторожного движения, местами порода была нетвердой и рассыпалась песчаником, попадая в нос и глаза, лишая рычага. Мне казалось, я ползу уже час, а сзади все доносились крики, кто-то светил тонким лучом, от чего блики плясали по стенам, и Фафарыч подбадривал:
— Во, Червяк хорошо пошел, только что его пятки скрылись!
Только что?!
Я замер, перевел дыхание, осветил расщелину. Острые обломки, смыкающиеся впереди края и странные дыры по стенам.
— Эй, Фафарыч? — крикнул я.
— Чего тебе, Червяк? — тут же отозвался заключенный. Его голос был отчетливо слышен, остальные молчали.
— Почему было не просветить породу?
