— Евгений Львович, я врать вам больше не буду, но объяснить не могу.
— Почему?
Я молчал.
— Ну, тогда мы сейчас летим в Беринг в полицейское управление, — заключил Ройтман.
— Здесь тоже есть полиция.
— Здесь нет биопрограммера.
— Понятно. Едем, не вопрос.
— Ты что время тянешь?
Я молчал.
— Я же знаю, что это не ты, — сказал Ройтман. — Ты кого покрываешь? Ты уверен, что его стоит покрывать?
Я не ответил.
Толпу местных жителей мы встретили у крайнего деревенского дома. Похоже, они шли с той самой сопки, на которой я нашел кострище. Машу нес на руках ее отец. Одежда в крови, бессильно свисает тоненькая рука.
Я ускорил шаг и пошел им навстречу.
— Анри, стой! — крикнул Ройтман.
Я проигнорировал.
Их было около сотни, пожалуй. Вряд ли полисмены меня спасут, хотя у них наверняка ручные биопрограммеры. Допросить нельзя, а усыпить можно. Зато местные жители все носят оружие.
Подойдя вплотную, я заметил, что на руке у мертвой девушки нет кольца.
Я остановился в двух шагах от них, поднял глаза и встретился взглядом с ее отцом.
— Не я, клянусь, — сказал я.
И так и стоял, пока не подошел Ройтман и не положил мне руку на плечо.
— Анри, пойдем.
— Да, Евгений Львович.
Мы шли куда-то к центру деревни.
— Анри, ну ты же знаешь, кто! — шептал мне Ройтман по дороге.
— Только предполагаю.
— Твои предположения могут очень помочь. Давай сейчас дойдем до шерифа, и ты сам все расскажешь.
Я заколебался.
Он понял это сразу.
— Пойдем, пойдем, Анри. Уже рядом.
— Нет, — наконец сказал я. — Полетели в Беринг.
— Анри, я тебе такую характеристику напишу, что тебя здесь похоронят. И Хазаровскому отошлю. Персонально!
— Это ваше право, Евгений Львович.
Глава 2
До Беринга лететь минут пятнадцать.
Маленький городок с почерневшими сугробами на прямых улицах. Довольно чистый, скромный и одноэтажный.
И над ним бесконечный северный закат.
Мы приземлились сразу у следственного управления.
Большинство полисменов остались в Чистом, с нами полетели всего двое. Мне, впрочем, достаточно.
Поднялись на второй этаж. Похоже Ройтман шел по навигатору. То есть все согласовано давно: время, место и человек, который будет меня допрашивать.
Вошли в кабинет. На окне — решетка. На бронированное стекло денег нет? Не выделили или кто-то в карман положил?
Биопрограммер был, но тоже не производил впечатления современной техники. Даже краска облупилась по краям.
У меня возникло острое желание написать докладную записку Нагорному.
— Эта штука у вас вообще работает? — я кивнул в сторону биопрограммера.
— Работает, работает, — сказал сидевший за столом парень, щуплый и бледнолицый.
Видимо, это и был следователь. В способность этого мальчика правильно обращаться с подержанным биопрограммером верилось слабо.
Мальчик пожал руку Ройтману. Мне естественно нет. Ничего, я привык.
— Мне туда? — спросил я следователя, кивнув в сторону биопрограммера.
— Если вы ничего не хотите сказать без этого, то туда.
— Не хочу, — сказал я.
Не торопясь снял куртку, повесил ее на крючок к следовательской одежде и опустился на кресло под допотопным агрегатом.
— Рукав заверните, — бросил мальчик.
— Я в курсе, — сказал я и начал медленно расстегивать манжету. — Кстати, меня зовут, Анри Вальдо.
— Знаю, — сказал следователь.
— А как мне к вам обращаться?
— Эдуард Валентинович, — представился он.
— Очень приятно, — соврал я. — Можно Евгению Львовичу остаться?
Он призадумался.
— С согласия того, кого допрашивают, психолог имеет право присутствовать, — заметил Ройтман. — По закону так.
— Хорошо, — сказал мальчик.
Я благодарно посмотрел на Ройтмана.
И аккуратно завернул рукав.
— Ну, если вены найдете…
— Найду, — самоуверенно заявил мальчик.
И подсел ко мне на вращающийся стул у кресла.
Достал из стойки у изголовья резиновые перчатки и выложил на столик упакованную в пластик иглу.
Это радовало. От этого места можно было ожидать немытых рук и одной иглы на всех подозреваемых.
Спинка кресла поползла вниз, заставляя меня лечь.
По периметру биопрограммера зажегся желтоватый свет.
— Впервые вижу, чтобы человек был настолько спокоен перед допросом, — заметил следователь.
— Ну, я же никого не убивал… последние одиннадцать лет, — сказал я. — К тому же, если это первый допрос — это одно, а если сотый — все эмоции уже атрофируются.
— Анри конечно невиновен, — сказал Ройтман. — После трех лет глубокой психокоррекции убийство вообще невозможно. Только в случае крайней необходимости. Например, самообороны. Но что-то мне не верится, что эта девочка пошла на него с импульсным деструктором. Но он что-то знает. И поэтому очень волнуется. Очень! Он просто умеет не показывать, Эдуард Валентинович. Он у нас перед казнью шуточки отпускал, но я прекрасно помню, какой тогда был уровень адреналина.
— Ну, вы меня спалите, Евгений Львович, — усмехнулся я. — Неужели у меня сейчас такой же уровень адреналина?
— Не такой же, как тогда, но такой же, как утром, — сказал Ройтман.
Все-таки мои вены, а точнее их отсутствие вызывали у мальчика явные трудности. Он медлил.
Что вполне соответствовало моим целям.
Интересно, попросит помощи у Ройтмана или мимо колоть начнет. Моим целям отвечал второй вариант. Не катетер. Промах неприятен, но не опасен.
Он промазал. К сожалению, сразу понял, что промазал.
И вынул иглу.
— Эдуард Валентинович, позвольте, я вам помогу, — сказал Ройтман. — Я за последние одиннадцать лет очень хорошо выучил, где у Анри вены. Перчатки еще есть?
— Конечно, — сказал мальчик.
К сожалению, он оказался умнее, чем я думал, и помощь принял. Ройтман не промахнулся, естественно.
И комната поплыла перед глазами.
Это старое корыто действительно работало.
Теперь надо успеть.
— Эдуард Валентинович, — сказал я уже заплетающимся языком, — у меня к вам вопрос. Это важно. Сбросьте мощность чуть-чуть, а то я его не задам.
— Блефует? — спросил мальчик Ройтмана.
— Сбросьте, — сказал Ройтман.
И я слегка пришел в себя.
— Эдуард Валентинович, у вас есть допуск к секретной информации пятого уровня? — спросил я. — У Евгения Львовича я знаю, что есть.
— Анри, я тебя убью! — сказал Ройтман.
— Не убьете, Евгений Львович, — возразил я. — Даже после месячного курса психокоррекции, который проходят все психологи, это совершенно невозможно.
— Тянет время? — спросил мальчик.
— Конечно, — сказал Ройтман. — Но не врет. Выключайте!
И комната тут же приостановила вращение.
Отлично. Даже не подташнивает. И голова светлая.
— Я сейчас свяжусь с Дауровым, — сказал Евгений Львович.
— Передавайте ему привет, — попросил я. — Жаль, что только шапочно знакомы.
Ройтман отнесся серьезно, даже вышел за дверь. Хотя общаться по кольцу можно не вслух. По губам прочитаем?
Вернулся минут через пять.
И снял с меня иглу.
— Анри, мы сейчас летим в Кириополь.
— Какая прелесть! — сказал я. — Там уже форзиия расцвела, Евгений Львович?
— Форзиция, да, расцвела, ботаник ты наш. Дауров будет лично допрашивать.
— Круто. Давно мечтал поближе познакомиться.
Полтора часа спустя под нами уже плыл Кириополь. Золотые форзиции, белые вишни и спиреи, что-то красное, розовое и лиловое. Я откинулся на спинку сиденья и блаженствовал. Над нами светило солнце: южное, яркое, настоящее.
Полисменов Ройтман оставил в Беренге, здраво рассудив, что и один меня довезет, так что в миниплане мы были вдвоем. Бежать я естественно не собирался, сама мысль об этом казалась смешной. Психокоррекция конечно. Странно, что я вообще могу это помыслить.
