Затем пришедший принялся раздавать приказы, и Пуляски обернулась на звук его голоса. Что-то в его тоне не понравилось доктору, хотя она еще и не поняла, кто это. В голосе незнакомца звучало презрение, властность, как будто говоривший привык к беспрекословному подчинению; слышалась и склонность к насилию. Звуки речи падали на землю с бряцанием и грохотом, как удары смертоносного оружия.
Все подозрения Кэтрин подтвердились при виде пришедшего, одетого в форму такую же напыщенную, как и сам владелец ее, всю обшитую военными нашивками. Незнакомец указывал пальцем на одного из ее подопечных.
Существо, чья поврежденная рука только начала заживать, встало с кровати и вытянулось по стойке "смирно".
– Подождите минутку, – сказала Пуляски, шагнув к военному. – Что здесь происходит?
Горделивый служака небрежно удостоил ее взглядом.
– Госпожа, не надо! – закричал Токту. Но она не обратила внимания на его предупреждение, потому что военный продолжал указывать пальцем, и поднимались новые пациенты, вытягиваясь перед ним.
Ловко обогнув операционный стол, Пуляски встала на пути пришедшего.
Он окинул ее своим пронзительным взглядом и остановился на месте.
Наверное, его заинтересовало такое поведение, либо он просто удивился.
– Я задала вопрос, – сказала доктор, не обращая внимания на наглость незнакомца. – Что вы делаете с моими пациентами?
– Возвращаю их на поле боя, – надменно ответил мужчина. – Какое тебе дело?
– Они – мои пациенты, – возразила Кэтрин, – и поэтому это мое дело. А поскольку они не совсем оправились от ран, вы не можете отправлять их воевать... Даже если у вас есть на это полное право.
Губы военного растянулись в презрительной ухмылке. Он обвел взглядом остальных медиков.
– Она что, безумная? – надменно спросил он. Никто не ответил. Никто не посмел посмотреть ему в глаза.
Военный снова повернулся к Пуляски.
– Я предлагаю тебе уйти с моего пути и не мешать мне работать.
Улыбка, с которой он произносил эти слова, вдруг исчезла.
Но Кэтрин не пошевелилась.
– У меня тоже есть работа: я лечу этих людей. Если моя деятельность вовсе не важна, то какой смысл приводить их сюда вообще?
Глаза военного подернулись дымкой.
– То, что ты делаешь, очень важно. Но не тебе решать, когда воин здоров...
– Как бы не так! – возразила доктор. – Я...
Неожиданно она почувствовала боль и мгновенный удар по лицу, которого она далее не успела заметить. Рот наполнился теплым металлическим вкусом крови. Офицер стоял над ней, с презрением глядя вниз, сжав пальцы правой руки, которой он и нанес удар.
Где-то послышались крики и звуки борьбы. Пуляски приподнялась на руках, чтобы узнать, что же, в конце концов, происходит. От увиденного у нее появилась боль в желудке.
Токту... Он рвался ей на помощь, но двое его товарищей по несчастью удерживали защитника, не давали двигаться. Токту, еще не восстановивший силы, не мог с ними справиться. Наконец, истощенный и понявший бесплодность своей попытки, он опустился на койку.
– Ну, теперь, – произнес офицер, брезгливо морщась, – продолжим без промедления.
Он изучил несколько раненых и отобрал еще с полдюжины. Те покорно встали и выстроились в шеренгу.
Никто не предложил Пуляски помочь подняться. Медики оказались такими же покорными, как и их пациенты.
"Но почему? – спросила себя Кэтрин. – Ведь нас так много, а он один... Как он может внушать такой страх?"
Она заметила кобуру на бедре военного, из которой выглядывала рукоять какого-то оружия. Не по этой ли причине против офицера никто не пошел?
Кэтрин облизала губы, начавшие опухать в месте удара. Военный стоял к ней спиной, локоны темных волос спадали ему на плечи.
"Если действовать быстро, то можно выхватить оружие из кобуры... Но если промедлить..."
Эта мысль о похищении оружия до смерти напугала Пуляски; желудок сжался в маленький болезненный комок. И все же, кто-то ведь должен что-то делать... Раненые не вынесут тягот битвы. Неужели она столько трудилась только затем, чтобы принести их в жертву?!
Доктор медленно поднялась. Воины, которых ей хотелось защитить, двинулись к выходу. Двое из них хромали, еще один бережно придерживал раненую руку. Она подождала, пока бойцы пройдут мимо нее, убедилась, что их мучитель по-прежнему смотрит в другом направлении, не обращая внимания на ее действия. Задержав дыхание, Кэтрин сосредоточилась на намеченной цели и прыгнула.
Но офицер стоял слишком далеко. Блеснув золотистыми глазами, он обернулся и успел схватить женщину за запястье, опередив ее попытку дотянуться до кобуры. Вывернув ей руку, мужчина бросил Кэтрин на пустующую койку.
Боль оказалась сильной, но тут же начала стихать. Когда их глаза встретились, то в них у обоих сияла решительность и, непримиримость.
– Ты никогда не сдаешься, – произнес военный, – не так ли?
Пуляски не удостоила его ответом.
– Благодари бога за свои опытные и умелые руки! Только из-за них ты нужна нам... Иначе я бы позаботился, чтобы ты ими уже никогда не смогла воспользоваться.
Он взмахнул рукой, и остатки выбранных им людей покинули полевой госпиталь. Офицер подождал, пока последний из них вышел, а затем, бросив последний взгляд на сумасшедшую женщину, последовал за воинами.
После его ухода долго все молчали. Никто не двигался, даже не дышал.
В воздухе витала смесь стыда и страха.
Наконец к Пуляски подошла женщина с бледно-желтыми перьями в волосах – из числа медиков.
– Пойдем, – сказала она. – Нужно посмотреть твою пострадавшую руку.
Неохотно Кэтрин согласилась на осмотр.
* * *
Вилл Райкер подскочил в своей кровати, окруженный полнейшей темнотой.
Какую-то секунду он ничего не понимал, а когда прошли остатки сна, события последних дней нахлынули бурным потоком в его сознание. Старпом смутно припомнил предостережение Трои, свою клятву, которую он произнес перед женщиной, обещав вернуться па мостик через пару часов. Но когда Вилл улегся в постель, то понял: двух часов явно не хватит для полного отдыха...
– Компьютер, который час? Бархатный женский голос произнес:
– Ноль – восемьсот часов, тридцать две минуты.
"Ничего себе! Ну и "вздремнул"! Наверное, забыл завести будильник..."
– пронеслось вихрем в голове первого офицера.
Райкер зевнул – как раз в тот момент, когда вспомнил еще что-то крайне важное, требующее его внимания. "Не от звонка ли я проснулся? А может, просто приснилось?.."
Затем в голове прояснилось, тревожный сон оказался реальностью снова прозвенел звонок, и сработал рефлекс... Откинув одеяло, старпом выпрыгнул в чем мать родила из теплой постели. Прохлада, царившая в каюте, – созданная специально для напоминания о жизни на Аляске – немедленно взбодрила его.
