Стоило Вектору сказать об этом, как Морн почувствовала ужасный голод. Упоминание о кофе вызвало поток слюны. В руке запульсировала боль. Судя по ощущениям, лекарства ослабили свое воздействие.
— Звучит неплохо, — скрывая содрогание, ответила она. — Только не задерживайся. Наверное, я иду на поправку. Во мне проснулся зверский аппетит.
Не рискуя использовать правую руку, она осторожно направилась к двери. Перемещения в невесомости превратились для нее в акробатические трюки. Тот же толчок, которым она открыла дверь, отбросил ее в противоположную сторону. Морн погасила инерцию, упершись ногами в хирургический стол, и мягким движением стоп направила себя в коридор. После этого все стало проще — ей не приходилось иметь дело с дверьми. Прижимая раненую руку к груди, она перелетала от поручня к поручню. У трапа Морн остановилась, изменила направление движения и, влетев в рубку, увидела Мику.
Бывшая помощница Ника сидела за пультом. Ее голова безвольно свисала над клавиатурой, словно она заснула посреди выполнения какой-то задачи. Морн поморщилась от боли. Воздействие лекарств ослабевало, и она начинала чувствовать новые раны. Вектор оказался прав: Мика не смогла остаться в постели. Она слишком сильно переживала за поступок брата. Но она не спала. Как только ботинки Морн соприкоснулись с полом, Мика подняла голову и оглянулась.
Ее лицо выглядело болезненно усталым. Горе углубило морщины в уголках сжатых губ. Повязка закрывала глаз и височную часть лба, куда пришелся удар Энгуса, едва не проломивший ее череп. Взгляд затуманился печалью — такой глубокой и открытой, что даже привычная хмурость больше не казалась воинственной. Внутренний кризис лишил ее причин, ради которых стоило бы жить дальше, и она ненавидела себя за эту слабость.
— Морн, — чуть слышно прошептала она. — Я рада, что ты...
Однако радости не было. Ее голос угас, как сдавленный стон. Настроение Мики встревожило Морн. Оно вызывало такую же боль, как раздробленные кости. Оттолкнувшись от трапа, Морн подлетела к спинке гравитационного кресла.
— Мика. Ты зря пришла сюда. Посмотри на себя. Тебе нужен отдых.
Она хотела обнять подругу, чтобы как-то успокоить ее. Но это было невозможно. Здоровой рукой она держалась за край пульта. Тиски сочувствия сдавили горло.
— О Господи! Тебе действительно нужно отдохнуть.
Мика бесцельно отмахнулась.
— Я знаю.
Она отвела взгляд в сторону.
— Но я не могу.
Морн быстро взглянула на дисплеи бортового сканера. К счастью, Мика догадалась вывести данные анализаторов на экраны пульта. Судя по всему, вблизи «Трубы» пока не было других кораблей. Их судно окружала только черная пустота, украшенная блестками недосягаемых звезд. Сканер фиксировал лишь небольшие фрагменты космической пыли.
Конечно, астронавигационная система могла бы определить местоположение «Трубы». Скорее всего, Мика уже позаботилась об этом. Но результат ничего не изменит. Цифры покажут, что при такой скорости их корабль достигнет ближайшей станции через несколько десятков световых лет. Впрочем, пока на экране сканера не появится метка другого корабля, команде «Трубы» волноваться не о чем — и не на что надеяться.
— Мика, — мягко сказала Морн, — ты не одна на корабле. Сейчас сюда придет Вектор. Я выспалась за шестерых и готова к работе. Энгус тоже скоро проснется. Тебе не нужно взваливать весь груз забот на свои плечи.
— Я понимаю, — прошептала Мика, — и не стремлюсь казаться мученицей. Но там, в каюте, Сиро. Я не могу...
Она резко опустила голову, словно ее шея надломилась от тяжести вины.
— Я не могу находиться рядом с ним.
— Это из-за того, что он испортил двигатели? — спросила Морн. — Из-за того, что он подчинился Сорас Чатлейн, несмотря на лечение Вектора?
Неужели ты сердишься на него?
Мика медленно покачала головой.
— На его месте я могла поступить точно так же.
Она снова замолчала. Для продолжения разговора ей потребовалась долгая пауза. Ее голос дрожал от боли, как раненая рука Морн.
— Сиро сделал то, о чем предупреждал. Теперь он не находит себе места. Груз вины слишком велик для него. Он лежит на койке и плачет. Нет, Сиро не хнычет и не издает ни звука. Он просто лежит, и слезы текут по его лицу. Он ничего не говорит. Похоже, он даже не слышит меня. Я думаю, мальчик оглох от горя. Он ведь еще ребенок. Ему кажется, что он обрек нас на верную смерть. Сиро не думал о последствиях, когда выполнял приказ Сорас. Это было внушение. Она загипнотизировала его. Но теперь... Он не может представить, как жить с этим дальше.
Мика склонилась над клавиатурой. Она не смела поднять голову.
— Он все, что у меня есть.
Ее надломленный и усталый голос звучал, как тихий вой очистителей воздуха.
— Он мой самый родной человек. Это я потащила его за собой — уговорила Ника взять его в команду. Мне казалось, что я смогу устроить нашу жизнь. Но теперь он ушел в себя. Нанес нам вред, который не может исправить. Если я не починю двигатели, нам больше незачем будет жить.
Боль разжигала досаду Морн. Она слишком сильно ценила Мику, чтобы молча наблюдать за ее страданиями. А Мика устала. Она не могла вырваться из черной дыры своего отчаяния. Требовалось срочное вмешательство.
— Я не согласна с тобой.
Морн подбирала слова осторожно, выстраивая их так, чтобы Мика не могла опровергнуть смысл ее фраз.
— Тебе кажется — только ты знаешь истину. Ты не хочешь слышать о временах, когда твои действия спасали мою жизнь и наш корабль. Ты не хочешь вспоминать о том, как уговорила Вектора и Сиба восстать против Ника и тем самым дала нам единственную возможность — единственный способ, которым каждый из нас мог освободить себя. Без тебя Вектор и Сиб остались бы на «Купюре», мы не полетели бы на Лабораторную станцию, и Вектор не открыл бы формулы лекарства. А главное, Ник по-прежнему был бы жив... Наверное, тебе не понравятся мои слова, но я хочу сказать, что мне неприятно видеть, как ты теряешь объективность в своем неусыпном наблюдении за Сиро.
Мальчишка уже достаточно взрослый, чтобы бороться за собственный разум.
Иглы острой боли начали ощупывать суставы ее рук и костный мозг. В ней поднимался беспричинный гнев — желание закричать на Мику. Она едва сдерживала стоны. Если Вектор не поспешит, и горячий кофе не отвлечет ее внимание, она начнет говорить слова, о которых позже пожалеет.
— Я понимаю, что ты чувствуешь, — сказала Морн, вложив в голос последние остатки мягкости. — У меня тоже достаточно личных проблем. Энгус стал отцом моего сына. Как только гравитационная болезнь овладевает мной, я пытаюсь уничтожить все, что окружает меня. Это похоже на самоубийство. Но я не согласна с тобой, когда ты говоришь, что «больше незачем жить». А как же ты сама? Твоя дальнейшая судьба достойна забот и усилий. Даже если тебе не удалось защитить Сиро от некоторых ошибок.
