Толпа двинулась обратно, подбирая на ходу свои одёжки. А полицейские, оставив двух патрульных присмотреть за порядком, удалились восвояси. Надо внимательнее присмотреться к контингенту в кают-компании — похоже, они «патрулируют» тоже где-то здесь, на полу.
…А начиналось всё до неприличия банально и даже, можно сказать, мерзко.
Рейнджеры доставили нам груз. Радужных марш с пострадавшего от пиратов звездолёта. В процессе передачи выяснили, что на «Крыльях богов» штатным ветеринаром женщина. То есть я. И решили показать, кто в Космосе хозяин. А хозяину, естественно, можно всё. Безнаказанно обижать слабых, задирать сильных, оскорблять женщин.
Поскольку к экипажу претензий не было, решили отыграться на мне. С одной стороны, озвучены были все мои достоинства, даже те, о существовании которых я и не подозревала. С другой стороны, сказано всё это было таким тоном, что захотелось вцепиться кое — кому в переднюю часть лица и кое — что выцарапать. Мне обещали золотые горы, бриллиантовый песок и всяческие блага, если я прямо вот сейчас, перейду на корабль рейнджеров. Наивные, прямо как ликерские аборигены. Так у тех, хоть уровень развития застрял на стадии первобытно — общинного строя, так и не сдвинувшись с мёртвой точки за последнюю тысячу лет ни на йоту. А здесь элита звездолётчиков. Прямо подозрительно мне всё это.
С другой стороны, уж больно знакомый стиль. Где-то я уже слышала и эти обещания, и эти угрозы… И этот мерзкий тон. И видела эту циничную ухмылку. И родинку у виска. Родинка?
— А кем вам приходится Эрик Махоро? — в одно мгновение сильный, нахальный, самоуверенный мужчина вдруг исчез без следа.
— Где? Где ты могла его видеть? Откуда ты знаешь это имя? Девочка, не молчи. Не шути так со мной!
Так изобразить горе не смог бы даже самый великий актёр. Махоро заглядывал мне в глаза, тряс за плечи, пытаясь заставить говорить, а я всё не могла понять, кем приходится он моему бывшему пациенту.
… Их доставили где-то через через год после того, как я начала свою службу в Приюте потерянных душ…
Пятерых, оставшихся в живых из экипажа крейсера дальней разведки «Дидолия». В медкапсулах, в состоянии стазиса и мало чем напоминающих людей. Но если физическую форму со временем восстановить ещё было можно, то о состоянии психики можно было высказаться всего — навсего двумя словами: разрушена полностью. Занимался ими исключительно Верховный жрец Рохона, по совместительству главный врач приюта. Меня, как самую молодую из лекарей не допускали к лечебному процессу до тех пор, пока однажды я не спросила мэтра Айсано: почему?
— Ты мало горя видела, Лисисайя? Я ведь ни разу не спросил, что забыла здесь милая столичная девочка с дипломом Имперского университета… И ведь, отправить обратно не могу — ни причин, ни повода нет… Зачем тебе эти калеки? Ты и так видела и сделала столько, что столичные светила медицины тебе и в подмётки не годятся.
— Позвольте мне попробовать. Я не психиатр, я — хирург. И может хоть чем-то смогу им помочь в своей сфере.
Надо сказать, человеческий облик рейнджерам вернули. Современные реабилитирующие технологии творят чудеса. Но и чудеса не бывают без исключений. В итоге выяснилось, что среди пятёрки матёрых рейнджеров, один оказался совсем мальчишкой — на вид чуть — чуть моложе меня.
Да и психика его оказалась более гибкой по сравнению с другими. Пребывая большую часть времени в беспамятстве, не вылезая из кошмаров, он лишь иногда приходил в себя и тогда срывал свою злость на всех, кто находился рядом. Пару раз доставалось и мне. Но к тому времени я уже получила разрешение от мэтра на пластику ожоговых рубцов.
А однажды после операции, мой подопечный как-то слишком быстро пришёл в себя и увидел рядом меня. И тогда-то я поняла, откуда в нём столько желчи и надменности. Сиделки в минуты его просветления рыдали горькими слезами и отказывались идти к нему в палату. Молодой организм требовал движения, энергия била ключом, а тело было практически недвижимо.
Я шла по своим делам, когда из палаты выскочила зарёванная сестра Миора, а вслед ей раздался дикий хохот. Неужели уже пришёл в себя? Меня встретили, как девушку по вызову.
— Раздевайся! Что замерла? Если я неподвижен, это ещё ничего не значит… Ты ведь за этим сюда пришла? Тебе же за это заплатили? — глаза его метали молнии. — Подожди, сейчас я поднимусь.
О, боги, Айдоры, Эрик сегодня в сознании и опять зол на весь мир…
Когда он приходил в себя, то помнил своё имя, понимал, что находится на лечении, с ним можно было поговорить о самых элементарных вещах, он внимательно слушал книги, которые я ему читала и даже вспоминал кое-что из прочитанного ранее.
Но в моменты, когда пелена беспамятства закрывала его сознание, он превращался в животное. Разумное, владеющее речью животное.
— Противно смотреть?.. Иди, делай то, зачем пришла, шлюха, и выметайся отсюда, — яду в его голосе было столько, что хватило бы, чтоб отравить весь приют, — не притворяйся скромницей, у тебя скромно выглядят только ногти, да и то на ногах! Ненавижу, вас, твари… как же я вас ненавижу…
Мне было горько и больно смотреть на большого, когда-то сильного и красивого парня, прикованного к постели в самом прямом смысле этого слова. Будучи в сознании, он часто просил зеркало, но я приводила массу доводов, чтобы оттянуть этот момент. Даже после внешней тканевой реабилитации и нескольких пластических операций, лицо Эрика представляло собой один сплошной рубец. Шовный пластырь в приюте был непозволительной роскошью, да и на лицевые швы их почти не применяли. Но в один прекрасный момент я решилась. После ещё одной операции провела весьма удачный эксперимент. Таким образом, через полтора года мне удалось ликвидировать рубцы на видимых частях тела и уменьшить их количество на всех остальных частях.
И однажды наступил момент, когда я со спокойной совестью смогла принести ему зеркало. Он долго и очень внимательно рассматривал себя, трогал руками лицо, пальцы рук. Психика его к тому времени стала более стабильна, периоды беспамятства становились всё реже.
— Здесь у меня была родинка, — он прижал палец к левому виску. — И я бы хотел видеть хирурга, который меня оперировал, — в тот день Эрик был спокоен и даже меланхоличен.
— Зачем, он, наверное, уже забыл о тебе, у него очень много работы.
Хотя, какая была работа у хирурга в приюте для душевнобольных? Стричь скальпелем ногти и волосы?
И вот тут Эрик приятно удивил меня… Видимо, у мэтра Айсано неспроста была, всё — таки, надежда на то, что этот его пациент сможет, в итоге, вернуться к родным.
